Череп на рукаве
Шрифт:
– Ну что ж, обер-ефрейтор, – вышел он ко мне из-за монитора. – Поздравляю. У вас отличные реакции правдивого человека. Вы написали «восемь», мы это знаем. Когда я назвал эту цифру, вы солгали, как я вам и велел, но при этом ваше тело прямо-таки завопило «Я вру!».
Смотрите, – он показал мне большую красивую распечатку. Алые, синие, зелёные пики подпрыгивали, чуть ли не зашкаливая, против набранной серым полупрозрачным шрифтом восьмёрки.
– Видите? А теперь давайте проведём ещё одну демонстрацию. Она стара как мир, но тем не менее очень убедительна –
Я раскрыл колоду. Она на самом деле оказалась самой обычной. Пятьдесят две карты, два джокера и две «пустышки». Я неспешно перетасовал её.
– Теперь вытяните карту. Только не показывайте мне её. И вытяните её так, чтобы вы были уверены – никакие скрытые зеркала не позволят мне подсмотреть её.
Я так и сделал. Выпала семёрка пик.
– Прекрасно. Теперь я постараюсь угадать, какую же карту вы вытянули. На все мои вопросы вы должны отвечать «нет». Итак, эта карта – с картинкой?
– Нет.
– С цифрой?
– Нет (мышцы напряжены, дыхание задержано...).
– Джокер?
– Нет.
– Туз?
– Нет.
Минутное молчание.
– Никакого сомнения, вы вытянули «цифру». Не короля, не даму, не валета. Не туза и не джокера. Так... пойдём дальше. Вы вытянули двойку?
– Нет.
– Тройку?
– Нет.
...Покончив на десятке, секурист вновь молчал какое-то время, прячась от меня за здоровенным монитором.
– Вы вытянули семёрку, – произнёс он наконец торжествующим голосом. – Теперь осталось только угадать масть... Итак, это – трефы?
– Нет.
...Конечно, он всё определил правильно.
– Семёрка пик! – провозгласил он. – Ну что, я прав, обер-ефрейтор?
– Так точно, господин гауптманн! Я ни минуты не сомневался! Я слышал, что эти новые модели полиграфов очень точны.
– Совершенно правильно слышали, обер-ефрейтор, совершенно правильно слышали! Ну, теперь вы убедились, что мы с состоянии зафиксировать даже самую малую и невинную ложь? Ложь, которую вы произнесли по моему прямому приказу? Ложь, не представляющую для вас никакой опасности? Аппарат определил всё безошибочно. Понимаете теперь, что будет, если вы солжёте в ответе на действительно важный вопрос?
– Конечно, господин гауптманн!
– То есть вы готовы отвечать правдиво, отвечать правду, только правду, ничего кроме правды, и да поможет вам Бог?
– Конечно, господин гауптманн!..
– Хорошо. Мы проведём три серии. Вас зовут Руслан Фатеев?
– Да.
– Вы родом с Сильвании?
– Нет.
– Вы один ребёнок в семье?
– Нет.
– Вы лишены наследства?
– Да.
...Дышим ровно и спокойно. Это разминка, вопросы, соврать в ответах на которые я не могу. Мышцы расслаблены, челюсти разведены, язык свободен.
– Вы когда-нибудь нарушали правила дорожного движения?
– Да, – и добавим дыхания.
– Вы когда-нибудь
– Да.
– Вас можно назвать честным человеком?
– Да
– Несмотря на то, что вы лгали?
– Да.
– Вы когда-либо брали чужое?
– Нет, – напряжение! Резкое и сильное! Прикусить язык, так чтобы чувствовать боль!
– Вы убивали людей, не находясь на военной службе?
– Нет, – расслабление.
– Вы когда-нибудь лгали своему любимому человеку?
– Нет, – и опять сжатие мышц, задержка дыхания, секунд пять, больше этим современным системам не надо, и медленное, медленное расслабление с неполным выдохом, когда в лёгких остаётся ещё добрая половина воздуха.
– Вы когда-либо пользовались нелицензионным программным продуктом? – Ещё бы не пользовался! Им пользуются все. Но, само собой, признаваться в этом нельзя. Контрольный вопрос, рассчитанный на «обязательную ложь». И я лгу, изо всех сил прикусывая язык сразу перед ответом – боль помогает подать на датчики именно тот сигнал, который они ждут:
– Нет.
– Это вы отпустили пленных?
– Нет, – самый важный вопрос. Расслабление...
– Вы можете поднять руку на младшего по званию?
Ещё один «должен-врать» вопрос. Рукоприкладство строжайше запрещено всеми уставами, и тем не менее каждый в армии знает, что без этого самого «рукоприкладства» порой не обойтись Само собой, ожидается, что я солгу. И я лгу
– Нет.
– Вы когда-либо били солдат своего отделения?
– Нет.
– Это вы убили часовых, охранявших пленных мятежников?
– Нет, – мускулы расслаблены. Дыхание ровное.
Глаза смотрят прямо перед собой. Я даже мигаю с той жечастотой, как и всегда.
– Вы убили нескольких беглецов?
– Да.
– Вы могли взять их живыми?
Мог, само собой. Но от меня ожидается «ложь», и я лгу.
– Нет.
...Так продолжается долго. Вопросы чередуются, несколько раз повторяются одни и те же, чуть перефразированные, с изменённым порядком слов. Настоящие, контрольные, несущественные. Контрольные, несущественные, настоящие – все три категории вопросов при испытании на «детекторе лжи». Каждый раз я использую одни и те же «контрмеры». Бурно реагирую на контрольные вопросы и расслабляюсь на вопросах «истинных», вроде «знаете ли вы, кто убил часовых?», «подозреваете ли вы кого-нибудь в том, что он отпустил пленных?» и так далее.
Дважды дознаватель прерывает сеанс, выключает аппарат (или, во всяком случае, делает вид, что выключает) и куда-то уходит, якобы «посмотреть уже готовые расшифровки». Я прекрасно знаю, что он ничего не выключает и что моё состояние продолжает «писаться».
На третий раз секурист вдруг решительно встаёт, хватает свой стул, толкает к моему креслу, усаживается, небрежно щёлкнув каким-то тумблером, и, глядя мне прямо в глаза, произносит:
– Я знаю, что ты виновен, обер-ефрейтор. Я вижу, что ты специально готовился, чтобы обмануть мой прибор. Ну, скажи, я же прав? Ты видишь, я выключил запись...