Через двадцать лет

Nat K. Watson

Что до работы – ребята-машинисты попались хорошие, любили пропустить по пиву и делиться историями со спектаклей. Особенно этим отличался Хэнк МакГрегор – старейший из футболочно-гарнитурной ассоциации, строивший молодняк и помнящий времена, когда Александр Гаррет был только режиссёром. Если верить Хэнку, потом театр достался ему от предыдущего владельца, и так начинающий постановщик превратился в разбогатевшую Золушку. Эту легенду, с теми или иными дополнениями, знало большинство, но никто не ехидничал – Алекса в театре любили. А сам режиссёр, в очередной раз доказав свою непредсказуемость, ещё полгода спустя вновь стал обсуждаем – ибо развёлся…

* * *

О расставании коллектив узнал из газет – «семейная драма Гарретов», как это было названо в одном таблоиде. Конечно, все удивились, даже те, кто лично с Деборой ни разу не встречался и вообще смутно её представлял. Никаких комментариев на страницах, никаких интервью или толков о причине… Если бы не совместное фото супругов, можно было запросто перепутать или не обратить внимания – в каждом городе полно однофамильцев, даром, что не все из них режиссёры…

И, разумеется, любовь к начальству не означала, что подчинённые не будут строить теории самостоятельно. Дэн, волей судьбы приблизившийся к Александру сильнее прочих, сплетнями не занимался. Он и так знал, что причина развода – основная, по крайней мере – дети. Дети, которых в семье не было, и которых Алексу хотелось иметь. Деборе же вполне хватало работы и собаки, и время с ними чередовалось в произвольной последовательности. И не всё было замечательно, как в первый вечер на Стрейт рут… И вообще временами Дэну казалось, что он, не знающий об Александре практически ничего, знает его слишком хорошо. Знает, например, что городская квартира, машина и доберман отошли супруге – на работе всякие процедуры не отразились, но, естественно, режиссёр переживал. Умел переживать, в работу и окунаясь. К этому времени он уже неплохо ладил со своим «театральным подопечным», и младший Спаркс решил, что надо импровизнуть.

Он не стал вызывать босса на душевные беседы или предлагать напиться – нет, он умел действовать творчески. Развод Алекса по времени совпал с давно желанной покупкой, нуждавшейся в срочной демонстрации. С покупкой, на которую деньги копились, частично тратились в критический момент, а потом снова накапливались. И надо было видеть лицо главрежа, когда, в свой законный выходной, он вышел из дома и узрел прямо по курсу блестящий синий Сузуки. Дэн, подняв стекло шлема, изящно оперся о руль и улыбнулся как мальчишка, получивший от Санты свой первый водяной пистолет.

– Это что?

– Мотоцикл, вы же видите.

О, если б только Алекс знал, чего стоило хранить тайну так долго! Никому не рассказывать о курсах вождения, о доплате за экстремальные приёмчики, показанные инструктором… О том, как он научился торговаться не хуже туристов в сувенирных лавках – предыдущий хозяин Сузуки, сломленный дотошностью и натиском, уступил почти тысячу! Дэн, влюбившийся в ярко-синий цвет, простил небольшие царапины на левом зеркале. Какая, в сущности, ерунда! Мотоцикл был в отличном состоянии, и молодой человек преисполнился решимости катать шефа до возврата в режим «непробиваемый Цезарь». Александр, которому скупая мимика изменила, возможно, впервые, надевал свой шлем с опасением. Но он и правда не представлял полной «остроты» дальнейшего.

– Спаркс, тормози, что ты творишь?!

– Йухууу, да всё круто!

Дорога струилась, будто горный ручеёк, машины пролетали мимо цветными брызгами.

– Ты псих, ребёнок!

– Я знаю!

– И я псих, что согласился ехать!

– Супер, мы – двое ненормальных!

Солнце играло на затонированных стёклах шлемов, город звенел и гудел

своей чарующей музыкой. Дэн с радостным воплем мчался по улицам, огибая автомобили и притормаживая только на переходах и поворотах. Мотоцикл слушался и точно запеть от удовольствия был готов, демонстрируя весь нерастраченный потенциал. Фары, клаксоны, истёртая разметка и светофорные огни, синий всполох среди чёрно-белых дорожных разъездов… Это была самая восхитительная, самая наполненная жизнь из возможных! Алекс, в какой-то момент переставший втягивать голову в плечи – тем более, со шлемом это едва ли получалось – расслабился и понял, что ни в кого они не врезаются. И их никто не таранит. Бесшабашный юный раздолбай за рулём оказался мотоциклистом от бога, если так можно было выразиться.

Уже потом, когда они сделали несколько сложных петель по Эйвери-маунтин, режиссёр буквально стёк с пассажирского сиденья, переживая остатки стресса. Дэн хорошо помнил его взгляд – полный удивления и неверия, что оба живы. Такой встряски для поднятия настроения никто прежде не устраивал, это было очевидно. Но переход на ещё один новый уровень, кажется, состоялся именно в процессе ненормально скоростной гонки – тогда владелец театра признал Дэна окончательно. Отругал. Дал заветный подзатыльник. Улыбнулся. И разрешил отныне звать себя Алексом.

* * *

Шло время. Ступени карьерной лестницы то растягивались в площадки, то мелькали быстрыми порожками. Из машинистов Дэн перевёлся в мебельный цех, оттуда – в осветители. Он с лёгкостью становился своим в любой команде и находил с людьми общий язык. Чарли Седжвик – один из «Любителей истории», представленных в первый день – нередко звал на актёрские вечеринки, Тим и Гертруда делились пригласительными на премьеры, что позволило приобщить Анжелу Спаркс к миру театра и познакомить с профессиональным окружением. Были и многие другие – режиссёры, авторы, участники труппы – чьи телефонные номера заполняли память мобильника. Был Джей-Джей, который обалдел, впервые увидев Сузуки Дэна на парковке. «Дурное влияние начальства», - как он с улыбкой назвал это.

Что до начальства – Алекс продолжал работать. Личная жизнь особо не складывалась: после Деборы он провстречался с Изабель Фриман, бывшей моделью а ныне – кинопродюсером, но ничем хорошим и конкретным оно не закончилось. Мужчина обзавёлся новым серебристым автомобилем – Ниссаном, на сей раз – и новым доберманом – карамельно-коричневой Октавой. А ещё стал больше курить. Сменяли друг друга постановки в репертуаре, театральная семья выезжала на гастроли, рецензии мелькали в газетах… Дэн ни разу не пожалел, что не пошёл в актёры – жизнь была и без того ярка и многообразна – особенно, когда приходилось лазать под потолком, закрепляя софиты и меняя фильтры. Он чувствовал себя гораздо более важным и нужным здесь, на тонких мостках, чем внизу, на обыгрывании реплик. Это стало его делом настолько же, насколько и мотоциклы и байкерские шоу, куда Алекс брал его за компанию. У режиссёра, кстати, были свои взгляды на нужность и важность дела – терпеливо и уверенно он демонстрировал подопечному все цеха и отделы закулисного мира, давая время и шанс поработать в каждом. К чему это ведёт, Дэн сообразил тогда, когда в руки попала ещё тёплая свежая копия сценария «Человека-подушки».

– Ты знаком с творчеством МакДонаха[38]? Это не принципиально, теперь познакомишься, - диалог начался примерно в таком ключе, - я хочу приставить тебя к Спенсеру, ведущему мой спектакль. Почти те же наблюдения, но с иной направленностью.

– Меня? – Дэн, которому название пьесы смутно говорило о страшилках абсурдизма, растерялся.
– За что?

Главреж недоумённо повёл бровями.

– То есть как «за что»? Я, по сути, предлагаю тебе занять вершину эволюционной цепочки. Можешь, конечно, отказаться, но, полагаю, ты достаточно дорос для новой должности.