Через двадцать лет

Nat K. Watson

Дорогой мистер Дженнингс,

Меня зовут Бронвин, и я, наверное, ваша поклонница. Мне нравится «Шоссе без остановок», «День Преодоления» и «Плачущая принцесса» - последняя многим нравится, на то есть причины. Однако я хотела заметить, что ваша роль в «Точке невозврата» - весьма сомнительный эксперимент. Начать с того, что в полиции, показанной там, всё на деле совершенно по-другому…

Это письмо было как хорошая оплеуха или ведро воды в жаркий день. Автор не переходила на грубость, но роль начальника отдела – сварливого типа, частенько закрывающего глаза на правонарушения – разгромила в пух и прах. Он и неправдоподобный, и реплики дурацкие, и вообще, кто сказал ему, Эйбу Дженнингсу, что начальники

отделов – такие? Нет, он не виноват, но сценарий неудачен, а хороший актёр, живущий по неудачному сценарию, заведомо обрекает героя на провал у зрителя, и так далее, и тому подобное… В послании было ещё много пунктов – Абрахам заучил его наизусть и мог бы цитировать даже сейчас. Он привык к однотипным хвалам и одам в свою честь, и поэтому сперва растерялся, потом огорчился, а потом, зализывая самолюбие, неожиданно для себя написал ответ. Соня ничего не знала, а если бы и знала, не посчитала бы случай выдающимся. Помилуйте, ему ведь повезло, некоторых звёзд привередливые фаны «громят» намного чаще! Ну и что, что пишет дамочка из полиции? Может, ей скучно! Надо ко всему относиться сдержанно и идти вперёд – мужчина будто наяву услышал эти формулировки и махнул на них рукой:

Дорогая мисс Тейлор,

Благодарю за ваше письмо и интерес к моим ролям в кино. «Плачущая принцесса» хороша, поскольку у нас была чудесная команда и превосходная атмосфера на площадке. Что касается вашей оценки «Точке невозврата» - даже не знаю, оправдываться или нет. Я был более высокого мнения об этом проекте…

Текста и аргументов получилось много – Абрахам написал ответ скорее для очистки совести от маленького тёмного пятна, раз уж привык добиваться благосклонности всех зрителей и не терять ни одного. Если бы кто-то сказал, что за первым сообщением появится второе, третье и прочие, что некая Бронвин, скрывавшая свой возраст, окажется не перезрелой любительницей пончиков и скучной офисной работы, а молодой девчонкой с обострённым чувством справедливости, он бы не поверил. И тем более, не поверил бы, что они подружатся, и ему растолкуют всё о работе офицеров. Известный актёр и поклонница… Банально, не правда ли?

Но в банальность удалось не скатиться. Бронвин сразу же стала глотком свежего воздуха в удушливом мире искусства – наверное, потому, что не имела к нему отношения. А может, из-за своей изящной резковатости и отсутствия попыток пококетничать. Забавно, столько девушек на её месте начали бы строить глазки, улыбаясь и щебеча глупости, а Бронвин… Она повела себя не как полицейский, а, по меньшей мере, как дипломат, работающий с монаршей особой – создала несколько границ и самую дальнюю не пересекала. Хотя деликатно нарушала прочие.

Актёр и поклонница… Да насколько точно она соответствовала определению? Оглядываясь назад, мужчина понимал, что встреча и вообще знакомство по чистой случайности могли никогда не состояться. И кто угодно – любая другая девушка – могла быть на месте Бронвин. Или всё же нет? Она не скупилась на комплименты, но делала их по своей системе, не сходясь порой во мнении с окружающими. Любила критиковать. Могла назадавать кучу практических вопросов – тех самых, границенарушающих – или поделиться интересными соображениями. Как-то сразу повелось, что стала рассказывать о полиции – почти сразу после первой встречи в реальности, когда предстала перед глазами. Надо признать, это здорово помогло в работе: Эйб выяснил столько полезного, что в дальнейшем на ещё одну роль согласился без раздумий. Инспектор Гарнер надолго привязал к нему образ добросердечного добропорядочного человека, а Бронвин гордилась своими навыками консультанта.

– Это похоже на свидания без интима, на деловые мини-совещания и на встречи тайных агентов, - призналась она когда-то давно, - вы не боитесь, что папарацци раскроют нас?

Абрахам пожал плечами. Он неоднократно обдумывал ситуацию, в которой до сих пор везло, и надеялся, что ничего менять не придётся.

– Я частенько ими раскрывался без определённых поводов. Мы можем прекратить встречаться, если вас беспокоит вероятность снимков в прессе. С другой стороны, -

мужчина выразительно покосился на территорию одного из отдалённых районов Эйвери-маунтин и на свою отвратительно дешёвую старую куртку, выкупленную из студийного реквизита, - кому придёт в голову выслеживать молодого офицера и похожего на бродягу мужчину здесь, возле детской площадки?

– И кому придёт в голову узнать вас в таком наряде? – подтвердила собеседница.
– Всё же будьте осмотрительны, я прошу.

– Не волнуйтесь, буду. А от дружбы с полицией вряд ли можно пострадать – просто в нашем случае дружба буквальна.

Бронвин улыбнулась, скармливая остатки пончика голубям. До пончиков, кстати, она действительно была охотницей – тут натренированное воображение не подвело. Маскировка делала своё дело и выручала ещё не раз. Соня, правда, ревновала первое время – вечно скрывать от неё было невозможно. Как и от детей. Но все трое, взглянув на ситуацию со стороны, избрали политику невмешательства: раз уж папа маму не предаёт (а он не предаёт), почему нет? Тем более, видит Бог, ему действительно не хватало обычного общения с обычными людьми. Эйб чувствовал себя как герой Ричарда Гира из «Давайте потанцуем»[53]: дом – полная чаша, рядом – дорогая Соня-Сьюзен, и изменять ей с Бронвин-Дженнифер желания нет. А есть до элементарного сложная тяга к дружбе.

Они болтали о кино или театре. О полиции. О детстве и разных городах. О чём-то нейтральном. И чем чаще говорили, тем естественнее и лучше ощущали себя, гуляя вместе, переписываясь и перезваниваясь. Общение походило на забавную разновидность бальзама, на ту теорию вероятности, что срабатывает в одном случае из тысячи. В случае, который свёл и приблизил к комфорту.

Когда Бронвин получила ранение на опасном задании, Абрахам помог ей с лечением и проследил, чтобы всё было в порядке. Ни один из них не любил потом вспоминать о происшествии: именно из-за ранения бывший страж порядка стала бывшим, из офицера Тейлор превратившись в детектива Тейлор. Она не делилась подробностями, но чувствовала себя обязанной: деньги, особенно большие – это ведь не пара автографов или снимок на память. Это куда серьёзнее! Актёр пресекал любые упоминания каких-то долгов и теперь уже сам выступал в роли дипломата, преодолевающего границы. Довольно глупостей, деньги деньгами, но дружбу пока никто не отменял!

Однако Бронвин, чьё чувство справедливости соседствовало с повышенной порядочностью, всё равно нашла способ отблагодарить спасителя. На свой лад. И долго думать не пришлось – на очередной встрече добрый друг первым завёл необычный разговор…

* * *

– …В своей жизни я жалел только о двух вещах, - издалека начал Абрахам, - о том, что отказался сниматься у Кеннета Браны[54], будучи уже занятым в одном сериале; и о том, что позволил себе когда-то недооценить изощрённость женского мышления. Из-за второго пункта я едва не получил пилочкой в бок.

– Что?! Когда это было? – воскликнула Бронвин, разом потеряв профессиональную отстранённость. Актёр поспешно замахал руками.

– Успокойтесь, давно. Сейчас-то я жив и здоров – история произошла ещё в девяностых, меня тогда одолевала неуравновешенная особа, захотевшая личной встречи. К счастью, поблизости была охрана, и для серьёзных увечий всё произошло слишком быстро. Но я навсегда усвоил, что женщины бывают разные.

Бронвин, поняв, что речь, по крайней мере, не о ней и вообще обошлось, смерила друга не слишком успокоенным взглядом.

– Тогда к чему вы клоните? Мы ведь не просто так завели разговор?

На часах давно был поздний вечер, и маленький офис детективного агентства, где оба встретились, наплыва посетителей в данный момент не ждал. Эйб сидел возле стола, посматривая на занимавшуюся компьютером подругу. Он знал, что ей можно доверять, что оба слишком хорошо знакомы и в этих стенах не принято мяться и умалчивать. Поэтому, подумав, сообщил:

<