Через двадцать лет
Шрифт:
Набор взятых из Нью-Йорка шмоток разнообразием не отличался. Сказав себе пару осуждающих, Эрика влезла в любимые джинсы, дополнив их не белой рубашкой, а менее официальным бордовым свитером. Скептически оглядывая результат, пошла обуваться, но, спохватившись, вернулась к зеркалу и всё-таки накрасила ресницы. Для самоуспокоения. «Элизиум Палас» оказался одним из гигантов, по которым она гуляла после визита в архив, не замечая названий и маршрутов. Тогда комплекс не выглядел ни скучным, ни интересным – он попросту не был замечен. Теперь же, радушно сияя витринами, лампами, лампочками и вмонтированными в парковочную
Дэн ждал возле двух внедорожников, пристраивая между ними красивый синий мотоцикл. Волосы снова торчали под немыслимыми углами, уши были заняты наушниками, руки – большим округлым рюкзаком и завёрнутыми в тонкую бумагу цветами. Увидев шедшую в его сторону Эрику, молодой человек энергично помахал, выключая плеер.
– Привет, классно выглядишь!
– И тебе привет, спасибо, - плюсуя себе за ресницы, девушка приняла букет, недоверчиво шурша обёрткой, - чтоб мне лопнуть, действительно розы!
Под бумагой и правда обнаружились розы – крепкие, едва раскрывшиеся, с тем неповторимым цветом бутонов, что колеблется от бледно-зелёного к ярко-розовому. Дэн, сияя и чуть ли не мурча, перекатился с пяток на носки.
– Если честно, я и забыл, насколько цветы – понятие растяжимое. Но эти почему-то сразу вызвали ассоциации с тобой – они похожи на марципаны на тортиках.
– Марципаны? Слушай, а ведь точно, - Эрика внимательнее пригляделась к букету, - боюсь только, эти продержатся меньше своей кондитерской версии…
– Значит, в следующий раз принесу новые, - подытожил Дэн, - ну что, идём?
– А? Да-да, идём, - кивнула девушка, так и не определившись пока, что думать насчёт «следующего раза».
Вечер, однако, прошёл превосходно и непостижимо легко – в таких же равных пропорциях, что и кофе Джулиана Джексона. «Элизиум Палас» внутри был не менее праздничным, чем снаружи: это ощущение усиливала игравшая музыка, запах сладостей и попкорна, громкая болтовня и смех, а также вездесущие скидки в витринах, мелькавшие уже с февраля. Дэн среди общей пестроты чувствовал себя как рыба в воде, шутил, улыбался, расспрашивал о работе в Нью-Йорке, сам говорил про театр. Поведал, что история с пепельницей завершилась относительно благополучно: кто-то пронырливый и ловкий утащил осколки прежде, чем удалось спуститься и получить нагоняй за хулиганство. Признался, что, как и Александр, представлял автора новой пьесы иначе:
– Вот правда, - говорил он теперь, - после момента истины, когда мы обсуждали встречу, у меня любопытство взрывалось! Я не знаю, на что точно рассчитывал, но остаться в стороне не мог – даже если бы спектакль отдали кому-то другому.
– А я удивилась, найдя твои фото в Твиттере, - заметила Эрика, - на них ты совсем не похож на закулисного ветерана.
– Да я и в жизни отнюдь не ветеран, - махнул рукой Дэн, - в театре шутят, что мне ещё лет десять спиртное с документами покупать.
Засидевшись за угловым столиком
– Мотоцикл сегодня – слишком ответственное испытание, - шутливо пояснила она, - тем более, с «марципановыми» розами.
Дэн от уговоров отступил, но окончательно не сдался.
– Ладно, тогда провожу тебя до станции.
На это Эрика согласилась, понимая, что им обоим не хочется резко обрывать вечер. Уже в пути, который занял минуты на три больше намеченного, она так же поняла, что идея со следующим разом вовсе не плоха…
* * *
– Всё будет хорошо, просто не может быть иначе. Не беспокойтесь, мы пока не на телевидении, а только на радио. Никаких вонючих спонжиков, привередливых теледив и консервированного смеха за кадром.
– А что насчёт клаустрофобии?
Эрика и Алекс, сидя в зелёной комнате[57], где-то между студией и баром, ожидали истечения последних минут до начала записи. Первое совместное интервью, рекламирующее постановку, должно было вот-вот состояться. Для мисс Рубинштейн эти минуты ползли мучительно долго – она теребила волосы, проверяла часы, снимала пиджак и вновь набрасывала его на плечи, занимая себя и чувствуя попеременно жар и холод. Сидевший в соседнем кресле режиссёр, видимо, не выдержал обилия манипуляций – переместившись к девушке на диванчик, он отнял пиджак, аккуратно сложил его и сунул коллеге в руки.
– Хватит беспокоиться, никакой клаустрофобии у вас не случится, это всё дамские нервы. И вообще, нас будет у микрофона как минимум трое, плюс водичка и дружеская атмосфера.
Для бывалого и опытного Александра интервью наверняка являлось уже «-надцатым» – даже Стэтхэм не мог бы выглядеть спокойнее. Эрика вдруг осознала, какая она, при всём своём журналистском образовании, салага по сравнению со спутником.
– Когда я впервые услышал себя в записи, то долго стеснялся, - неожиданно начал мужчина, - дня два боялся радио включить: всё казалось, из любой рекламы моя гнусавость будет слышаться.
– Вы же не гнусавите…
– Согласен, но это я теперь так думаю. А давным-давно у Джей-Джея был веский повод прикалываться над моими смешными страхами.
Эрика, фыркнув, покосилась на режиссёра – он едва ли соответствовал рассказанной истории, но поделился ею вполне искренне и с конкретной целью.
– Я своего голоса побаиваюсь с университета. Скажите, а много требуется времени, чтобы избавиться от комплексов?