Через костры и пытки
Шрифт:
Да, это был тот самый Уриэль, только не пылкий юноша, слепо принимавший по настоянию отца истины христианской веры, а зрелый, рассудительный человек, ищущий правду, ищущий единственно правую веру среди множества религий, существующих на земле. Поиски истинной веры и привели его в синагогу Бет-Яков в еврейском квартале Амстердама…
Когда Уриэль Дакоста окончательно разочаровался в христианской религии, он твердо решил покинуть родные края и принять иудейскую веру. К этому времени умер его отец, который так ничего и не узнал о сомнениях сына, умер, уверенный в том, что сделал доброе
В богатом отцовском доме, которым теперь владел Уриэль, все реже стали появляться католические священнослужители и все чаще марраны, по необходимости принявшее христианство, но в душе оставшиеся верными иудейской религий. Они говорили о подвергнутой гонениям вере отцов с благоговением, говорили о тех, кто так и не изменил своим религиозным убеждениям, приняв смерть на кострах инквизиции. «Вера наших отцов — единственно истинная вера, — слышал Уриэль, — Ее хотят выжечь огнем, уничтожить во веки веков. Но придет время, и выдержавший все испытания иудаизм восстанет гордо перед теми, кто хотел предать его забвению».
Найдя в себе силы вынести приговор христианству, Уриэль Дакоста стал искать веру истинную. Эти поиски и привели его к иудейской религии.
Однако объявить открыто о своем разрыве с христианством, о своем вступлении в лоно иудаизма значило добровольно отдать себя в руки инквизиторов. Тут-то и услышал Уриэль Дакоста о том, что в далекой Голландии существует свобода вероисповедания, что евреи могут там открыто исповедовать свою религию, не боясь притеснений и преследований. И он решил покинуть Португалию и отправиться в Голландию, в город Амстердам.
Голландия одной из первых европейских стран вступила на капиталистический путь. Уже в XVII столетии она, по словам Карла Маркса, была «образцовой капиталистической страной». Пришедший на смену феодальному буржуазный строй открыл простор для развития промышленности, торговли. Выход к Северному морю способствовал расширению мореплавания. Голландские каравеллы устремились в неизведанные дали в поисках богатых земель и рынков. Голландский флаг затрепетал на многих далеких материках и островах. Вожди племен и царьки ставили отпечаток большого пальца на грамоты, гласившие о том, что их земли отныне переходят в собственность Соединенных провинций Голландии.
Погоня буржуазии за наживой, стремление к увеличению богатств вызывали настоятельные требования совершенствовать орудия производства, создавать высокопроизводительные механизмы, которые бы могли заменить ручной труд, дать больше продукции. Именно поэтому представители нового класса ратовали за развитие наук, покровительствовали ученым и изобретателям, которых стремились поставить себе на службу. И хотя церковь продолжала препятствовать научным поискам, она была вынуждена считаться с требованиями капитала, который превращался во все более внушительную силу.
Свободный воздух Голландии привлек много выдающихся ученых разных стран, которые, вырвавшись из затхлой атмосферы господства средневековых представлений, все еще сохранявшихся во многих государствах Европы, устремились в страну, где рассчитывали найти прибежище от преследований церковников. В Голландии работали крупнейший французский мыслитель Ренэ Декарт, английские философы Джон Толанд и Джон Локк. Здесь творили и ученые, рожденные на голландской земле: замечательный математик и оптик Христиан Гюйгенс, изобретатель микроскопа Левенгук, химик ван Гельмонт.
В Амстердаме действительно можно было без боязни заявить о своей принадлежности к любой религии. Это, в сущности, никого не интересовало.
Жители этой страны были в тот период заняты торговлей, частным предпринимательством. Здесь царил культ накопления, культ наживы. Это было главное. Люди мало думали о высоких материях, их прежде всего влекли чисто земные заботы.
Примерно в те самые годы, когда Уриэль Дакоста обосновался в Амстердаме, французский философ Ренэ Декарт, живший здесь же, писал одному из своих друзей: «В этом большом городе я единственный человек, не занимающийся торговлей…».
Жизнь страны накладывает отпечаток на каждого ее жителя. И Уриэль Дакоста, никогда не имевший тяги к коммерции, в Амстердаме занялся коммерческими делами. Он участвовал в финансовых сделках, в торговых операциях и довольно преуспел в них.
Вскоре его дом стал одним из самых знатных в еврейском квартале города. Он женился, приобрел репутацию добропорядочного семьянина. Он снискал себе уважение соседей как удачливый делец. Это ценилось превыше всего, и с ним почтительно раскланивались самые именитые жители еврейского квартала.
Казалось, он имел все, о чем может мечтать человек. Но его опять стали терзать сомнения. Приняв иудаизм, он попытался разобраться в принципах этой веры, что привело его к неожиданным открытиям.
Первое открытие, которое поразило его, было то, что укоренившиеся в практике иудейской общины правила и обычаи не соответствовали тому, о чем утверждалось в «священной» книге иудаизма — Торе.
Тора, как учили раввины, содержит в себе все заповеди, которые бог дал еврейскому народу через величайшего пророка Моисея. Но обычаи, существовавшие в общинах, основывались на указаниях другой «священной» книги — Талмуда, истолковывающего «Моисеев закон». И вот оказалось, что в Талмуде божественные установления искажаются, подчищаются, подновляются.
Это было действительно неожиданностью для него и не поддавалось никакой логике. Как же так? Значит, действуя по букве Талмуда, раввины отступают от законов божьих? Но тогда Талмуд, который раввины объявляют божественной книгой, вовсе не является таковой. Он — творение людей, причем людей, отступивших от божьих установлений.
Снова мучительные сомнения, колебания, снова размышления о вере, которые когда-то привели Уриэля Дакосту к разрыву с христианством.
Он попробовал очень осторожно поделиться своими мыслями с некоторыми раввинами, с которыми, как полагал, можно выяснить неясные вопросы. Он поставил вопросы в такой форме, что раввины, к которым обратился, внимательно и терпеливо выслушали его, а затем столь же терпеливо постарались внушить ему впредь не стремиться понять то, что непонятно, а верить, как повелевает долг иудея, ибо подобное стремление ни к чему хорошему не приведет. Дакоста должен знать, как любая церковь относится к вольнодумцам.