Через мой труп

Стаут Рекс

Нийя подняла голову и посмотрела на меня в упор. Она не моргала, по подбородок мелко дрожал. Девушка пожала плечами.

– А что я могу рассказать?

– Не знаю что.

– Ничего.

– Этого мало. При данных обстоятельствах. Его ухлопала ваша подруга Карла?

– Не знаю.

– Или вы сами?

– Вы же знаете, что нет!

– Не знаю. Много у вас здесь секретных шифров, компрометирующих бумаг про боснийские леса, концессии и плутни «Барретт и Дерюсси»?

– Нет, здесь ничего нет. Я очень осторожна.

– Да, очень. Я что

хочу сказать, если вы станете отпираться и утверждать, что никогда и в глаза не видели Фабера и не представляете, с какой стати его пришили именно здесь, вам придется туго. Если будете говорить правду – другое дело, но если решите лгать, вам нужно быть поизобретательнее. Беда еще в том, что тот, кто убил Фабера, лишил вас алиби в убийстве Ладлоу. Я не пытаюсь вас запугать, но хочу, чтобы вы…

Зазвонил телефон, я подошел и снял трубку.

– Телефон Хэммонд три…

– Арчи, мистер Кремер приедет с минуты на минуту.

– Ах, какой кошмар!

– Как мисс Тормик?

– Замечательно. Уверяет, что у нее память отшибло.

– Шок?

– Нет, просто ничего не знает.

– Когда ее будут допрашивать о ее передвижениях после десяти утра – в это время Фабер ушел от нас живой, – она должна дать согласие отвечать только в присутствии своего адвоката. При данных обстоятельствах эта мера вполне оправдана.

– Я ей передам.

– Непременно. Я договорюсь с мистером Паркером, чтобы он представлял ее. А что она говорит про мисс Лофхен?

– Тоже без понятия. Войдя и увидев, что лежит на полу, она первым делом завопила: «Карла!»

– Понимаю. Что ж, очень плохо. Кстати, куда ты дел записи о размножении гибридов онцидиума? Я хотел бы кое-что уточнить.

– Боже всемогущий! – Я всплеснул руками. – Ваша дочь тут сходит с ума от ужаса, я сижу с руками, обагренными кровью Фабера, а вы несете какую-то чепуху о всяких дурацких… Почему бы вам вместо этого не поупражнять свои гениальные мозги?

– Я не могу работать, когда работать не с чем. Постарайся вернуться как можно скорее. Куда ты подевал эти записи?

Я рассказал. Он поблагодарил и положил трубку. Я взглянул на Нийю, которая сидела, сжав губы и сцепив пальцы, и мрачно заметил:

– Ну и субъекта вы себе выбрали в приемные отцы. Знаете, чем он развлекается? Изучает, как размножаются орхидеи, которые он высадил год назад! Кстати, он передал, чтобы вы отвечали на любые вопросы, которые вам будут задавать полицейские по поводу всех ваших сегодняшних передвижений начиная с десяти утра. На все другие вопросы отвечать отказывайтесь, пока не посоветуетесь с адвокатом. Он предоставит вам своего.

– Адвоката – мне?

– Да.

Вдали за открытым окном послышался вой полицейской сирены.

Глава 14

В пять минут третьего Вульф допил последнюю каплю послеобеденного кофе, отставил чашечку в сторону и издал два четких и совершенно различных звука. Первый означал удовольствие и удовлетворение, полученное от ближайшего прошлого –

того часа, что он провел за обеденным столом; второй – тоску по поводу ближайшего будущего, которое воплощалось в рассевшейся в красном кожаном кресле махине – инспектор Кремер собственной персоной пожаловал ровно в два часа и с тех пор ждал в кабинете.

Мы с Вульфом вошли в кабинет и расселись по своим местам. Конец незажженной сигары во рту Кремера описал восьмерку.

– Сожалею, что вы из-за меня так скомкали свой обед, – съязвил он.

Вульф отрыгнул.

Инспектор излил свой яд на меня.

– Не придумал чего-нибудь новенького по поводу того, зачем вам с мисс Тормик понадобилось ехать к ней домой?

Я потряс головой.

– Нет, сэр. Как я вам уже говорил, мы поехали туда, чтобы увидеться с мисс Лофхен.

– И зачем она вам потребовалась?

– Я собирался привезти ее сюда, к мистеру Вульфу. Обговорить кое-какие дела.

– А что – ее разбил паралич?

– Оставьте, мистер Кремер, – поморщился Вульф. – Сами понимаете – это ребячество. Размахивать кулаками – не лучший аргумент в спорах. Не думаете же вы, что вам удастся вырвать у мистера Гудвина признание, если у них с мисс Тормик и впрямь было какое-то важное дело?

Кремер отрешенно жевал сигару, потирая кончики пальцев. Наконец он сказал:

– Я вот сидел тут и думал…

Вульф сочувственно кивнул:

– Да, здесь хорошо думается. Уличный шум почти не мешает.

Молчание.

Кремер изрек:

– Я отнюдь не дурак…

Вульф снова кивнул:

– Всем нам порой так кажется. Это все яд самомнения. Но страшного ничего нет – нужно только всегда держать под рукой противоядие.

– Я вовсе не тщеславен, черт побери! – взорвался Кремер и вынул сигару изо рта. – А имел я в виду, говоря, что я не дурак, то, что я прекрасно понимаю – только здесь, сидя в вашей конторе, я могу получить хоть какую-то наводку.

– Могу лишь повторить, что здесь и в самом деле хорошо думается.

– Да. Только я не об этом говорю. Я говорю о вас. Вокруг этого дела создали завесу тайны. Почему – я не знаю, но вам-то это известно, как пить дать. Я, конечно, не рассчитываю, что вы мне выложите всю подноготную, но намекать вам и прежде случалось, и я не вижу причин, почему бы вам не намекнуть и сейчас. Не удивлюсь, если вам уже известно, кто убил Ладлоу и Фабера.

– Вы ошибаетесь. Я этого не знаю.

– Но вы наверняка знаете что-то такое, чего не знаю я. Возьмем, к примеру, вашу клиентку. Почему эта девушка стала вашей клиенткой? Разве она способна заплатить сумасшедший гонорар, к которому вы привыкли? Ясное дело – нет. Тогда кто вам заплатит? Это-то вы знаете? Естественно, да. Вы беретесь за дело только тогда, когда это вам выгодно. Даром у вас и песка в пустыне не допросишься. Почему, кстати, Даркин торчал там в такси? Гудвин сам признает, что позвал его в квартиру, а потом отослал сюда в машине. В вашей машине. Держу пари, что он прихватил с собой и Лофхен.