Через тернии – к звездам. Исторические миниатюры
Шрифт:
– Сколько платил? Почему так дешево? А можно ли верить, что здесь нет примеси лигатуры? Это разве чистое золото?
Все подаренное жадно забирала у него проворная Заидат.
Гостей в своем доме Шамиль обычно встречал словами:
– Я рад, когда гости приходят ко мне. А если они не приходят, я радуюсь еще больше, как радуется заяц, обогнавший собак, преследующих его на охоте…
Случайно в Калугу занесло моздокского купца Халатова, родича Шуанет Улухановой; на вокзале его обворовали, и он просил имама выручить его деньгами, чтобы вернуться к семье.
– Для неверных у меня нет денег, – отказал
Побывав в гостях у имама и присмотревшись к тому, как живет эта семейка, русские люди были изумлены:
– Как же этот старик мог держать в страхе весь Кавказ, если не способен управиться со своими родственниками?
А более опытные люди, жившие на Кавказе, хорошо знавшие нравы и обычаи мусульман, дивились другому:
– Кажется, во всем Дагестане не собрать столько религиозного фанатизма, сколько наблюдаешь его в доме имама…
Шамиль усердно хлопотал, чтобы его отпустили в Мекку, но в этом ему отказывали, а военные министры России начинали письма к имаму обязательными словами: “Светилу учености, достойному уважения Шамилю! Да будет ваша мудрость полезным поучением для других…” В одном они правы: познания Шамиля были ограничены, но, питаясь исключительно соками ислама, он основательно знал то, что написано в е г о книгах. Кстати, и в плен он сдался с книгами и арабскими рукописями. А Петербург по первому требованию имама высылал ему любую книгу. Шамиль держал их всегда обернутыми в чистенькие тряпочки.
Имам огорчался, что его не отпускают в Мекку.
– Дагестан не знает города Калуги, – говорил он, – и потому все думают, что я сослан в самое худое место на свете. Если уж нельзя мне в Мекку, так пусть я лучше живу в Москве!
Но в Москву тоже не пускали: имам даже из Калуги надоел властям своими жалобами, кляузами и попрошайничеством. За всякую ерунду он требовал от казны денег, денег и денег. Калуга нахохоталась, когда он дом ремонтировал. Ведь три раза подряд переклеивал в комнатах обои. Заидат скандалила:
– Почему у старой Шуанет обои красивее?
Ободрали обои в ее комнатах, наклеили новые, и тогда впала в истерику Шуанет Улуханова:
– Я старшая жена имама, почему все Заидат, а не мне?
– Черт бы вас всех побрал, – бранились мастеровые, снова отдирая обои от стенок, а Шамиль печально вздыхал.
– Не этсим (что поделаешь)! Ля-илль-Алла…
Самый страшный человек в доме – Кази-Магома! После гибели Джемал-Эддина он был старшим сыном имама и уже отведал вкус людской крови. Внешне гориллоподобный, мрачный фанатик с лицом закоренелого злодея, он и не скрывал ненависти к русским. Кази-Магома держал дом в железном режиме мусульманских порядков, и, если он гаркнет на рассвете: “Азима!”, все мигом вскакивали для молитвы…
Судьба послала ему в жены красавицу Каримат; силой навязанная ему в жены (еще в период могущества Шамиля), Каримат люто ненавидела своего мужа. Русским переводчикам она говорила, что согласна быть сосланной в Сибирь, только бы не видеть Кази-Магому – изверга. Вот ее подлинные слова:
– Человек, держащий подле себя женщину, которая презирает его, разве заслуживает чести называться мужчиной?
Каримат угасла в чахотке. Ее ближайшая подруга Женечка Апрянина (внучка поэта князя И. М. Долгорукого) потом рассказывала биографам Шамиля, наезжавшим в Калугу:
– В железном гробу лежал малюсенький
Средний сын имама по имени Магомет-Шафи вдохновился примером покойного Джемал-Эддина, сразу же поступив в русскую кавалерию и удалившись с женой Аминат в столицу.
– Этого сына я не знаю, – говорил Шамиль…
Когда Магомет-Шафи привез в Калугу свою Аминат на седьмом месяце беременности, Шамили сразу загнали ее в могилу. А на втором году калужской жизни Заидат родила старцу еще одного сына – Магомета. Наконец, при имаме состояли зятья – Абдурахим с Абдурахманом, мужья его дочерей Фатимат и Нафисат. Эти молодые люди, ловкие, как обезьяны, стали в Калуге лучшими бильярдистами и потихоньку от Шамиля покуривали папиросы. Мало того: считавшиеся прямыми потомками пророка, они еще и попивали. И их жены, отгородясь занавесками, целыми днями сидели на кроватях, бесперебойно пожирая сладости, наполняя дом имама постоянным плачем и хныканьем.
Приставы в доме Шамиля долго не выдерживали:
– Тут сам черт ногу сломает! Лучше подать в отставку…
А ведь подбирали в приставы самых стойких, со знанием лезгинского, аварского и чеченского наречий… Шамиль, сидя на полу, скрестив под собой ноги, качался, механически перебирая все девяносто зерен четок с изречениями из Корана, и с таким видом, будто его ничто не касалось, бубнил только одну фразу:
– Ля-илль-Алла… Ля-илль-Алла… Ля-илль-Алла…
Полиция Калуги иногда нарушала покой этого царства:
– Осмелимся доложить, зять ваш Абдурахман напал на оптическую лавку и утащил из нее все очки, какие там были.
– Ля-илль-Алла, – отвечал им Шамиль.
– А ваш сын Кази-Магома, охотясь под селом Ермолово, вытоптал крестьянские поля, а мужиков стегал плетью.
– Ля-илль-Алла… Ля-илль-Алла…
– Тьфу ты хосподи! Честь имеем откланяться…
Когда полиция покидала дом, из окон высовывались головы женского персонала ставки Шамиля, и эти милые небесные создания, приподняв чадры, ловко оплевывали с высоты этажей фуражки, эполеты и тужурки чинов порядка… Жаловаться некому! Попробуй их только тронь, как потом кляуз не оберешься. Но даже самые верные слуги и наибы Шамиля покидали его, не желая прозябать вместе с ним. Они возвращались на Кавказ, где еще гремели выстрелы и сверкали шашки. Многие из них активно включались в общественную жизнь страны. Шамиль всем уже надоел!
В 1866 году он сам и его семейство были приведены к присяге на верность российскому престолу. Очевидно, в этом назрела необходимость, ибо имам стал антирусским знаменем в Турции и Англии, его имя служило магнитом для всех ортодоксальных мусульман… Шамиль клятву дал, Кази-Магома тоже! Снова они возобновили хлопоты, чтобы их отпустили в Мекку, при этом Шамиль жаловался на суровость калужского климата.
– Не климат тут виноват – тут политика виновата!
Чтобы доказать страдания семьи от “суровости” климата, Шамиль буквально законопатил ее в своем доме, никуда не выпуская, а печи нажаривали до такого состояния, что плюнь – зашипит! Русские люди, побывав у Шамилей, выходили на воздух в полуобморочном состоянии. Одна лишь Шуанет выдержала эту муку, а все остальные женщины слегли в болезни… Делать нечего!