Чёрная чайка
Шрифт:
– Ну, что? Так и будем стоять, как памятник "Дюку"*, или уже немного полетаем?
– Так - не получается же?
– А ты расслабься, забудь обо всём, что у тебя было в прошлой жизни, и попробуй ещё раз.
Я последовал её совету, закрыл глаза и попытался расслабиться. Через пару минут что - то начало получаться...
Перед глазами замелькали страницы моей - не моей, такой удивительной жизни. Показалась маленькая, симпатичная, залитая жарким, полуденным солнцем, площадь.
В её центре рос огромный, разлапистый дуб. Вокруг него стояли разноцветные столики на две и четыре персоны. За одним из них сидели невысокая девушка и я. Усилием воли задержав картинку, я сосредоточил на ней внимание. Картина постепенно набирала резкость, вскоре появился и звук. Оказывается, я рассказывал незнакомке анекдот про пьяную ворону. На словах: 'Да, ладно! Пешком дойду!' - девушка звонко расхохоталась. Я и сам поплыл в улыбке, но тут, над нами пролетела большая чёрная ворона. И не просто пролетела! Как опытный бомбардировщик, она сбросила отходы своей жизнедеятельности на моё правое плечо! Белоснежная моя рубашка, и белозубая улыбка сразу же потеряли: соответственно, и свой цвет, и очарование. А у моей соседки по столику началась настоящая истерика! Слёзы фонтаном брызнули из глаз! Она умирала, она просто захлёбывалась от смеха! С обескураженной физиономией, я вытирал салфеткой вороньи какашки. Наконец, девушка, сквозь периодические всхлипывания и завывания, выдавила из себя:
– Это она отомстила тебе за анекдот! Не надо обижать благородную птицу! Кстати, вон она, на нижней ветке дуба сидит! Я оглянулся. Ворона действительно сидела на ветке, метров в трёх от меня, и демонстративно чистила перья.
– Ну, погоди, чертовка! Сейчас я сделаю из тебя бройлерную курицу! 'Наша ряба'* несчастная!
– шутливо пригрозил я, срываясь с места. Ворона благоразумно не стала меня ждать, лениво взмахнула крыльями, и, невысоко над дорогой, полетела в сторону моря.
– Врёшь - не уйдёшь!
– многообещающе заорал я на всю улицу, распугивая местных жителей, и гостей города!
– Москва - Ворон...ешь! Хрен догонишь!
– издевательски прокаркала ворона, обернувшись ко мне на лету. И вдруг, перевернувшись в полёте на спину, каким - то немыслимым образом соорудила из когтей на обеих лапах два кукиша, и показала их мне.
– Ах, ты 'цыплёнок табака'* недожаренный! "Ножка Буша"* отмороженная!
– истошно завопил я.
– Я тебе покажу - "Воронеж!!!"
Почти догнав нахалку, я высоко подпрыгнул, пытаясь схватить её за хвост. Но ворона резко ускорилась и стрелой ушла в небо. Я рванулся за ней!
– Вот это другое дело! А то, - летать он разучился!
– поравнявшись со мной, ворона одобрительно клюнула меня в плечо. Я огляделся. Далеко внизу, разноцветными геометрическими фигурами виднелись крыши, улицы и площади города. Яркой картинкой красовался небольшой порт с одиноким парусником. Неширокой жёлтой чертой извивалась песчаная береговая линия. Море, выглядевшее с берега сверкающим изумрудом, с высоты казалось огромной чернильной кляксой.
– Ну, что, вспомнил? Как это летать!?
– засмеялась ворона и, неожиданно сделав 'мёртвую петлю', оказалась у меня за спиной.
– Ты где?
– испугался я, потеряв её из вида.
– У твоей жопы!
– весело каркнула ворона, больно клюнув меня в копчик.
– Это тебе - за анекдот!
– Ну, ты, стерва! Поймаю - все перья выщипываю! Бродячим кошками отдам на съедение!
– За базар, ответишь!
– угрожающе донеслось издалека.
– Я не стерва, а свободная и гордая птица! А ты, чем орать на всё небо, лучше бы летать прилично научился! Страус зоопарковый!
– Какие вы женщины мелочные и мстительные! Нет у вас ни капли чувства юмора!
– крикнул я в ответ, ища глазами 'гордую и свободную' птицу. Заметив чёрную тень в районе гавани, плотно прижал руки к бёдрам и спикировал ей наперерез. По мере приближения, тёмная точка начала разрастаться, превращаясь не в ворону, а в небольшую тучку. Ртутного цвета туман в её центре клубился, закручиваясь в спиральную трубу, конца которой видно не было. "Вот, чёрт!
– перепугался я, изменил позу и попытался затормозить так, словно упирался руками и ногами в стену. Ничего не получалось и, беспорядочно махая конечностями, я на огромной скорости врезался в "ртутный кисель". Меня закрутило, как в речном водовороте и неудержимо потянуло вглубь этого сверкающего омута. Секунд через десять "омут" закончился, - его, словно срезали острым ножом. Я падал с неба на парусник, стоявший у причала. Интуитивно вспомнив вороньи уроки, я закрутил крутой вираж, и, чуть не зацепив бизань мачту, вырулил прямо к трапу. На борту корабля, начищенной бронзой, сверкало - "Синяя птица".
Проснулся я от ощущения, что упал на диван с потолка. Чувство было настолько острым, что тело снова рванулось вверх, и я схватился за спинку, пытаясь удержать равновесие. Испуганно оглянувшись, привстал на локтях и посмотрел по сторонам. Комната моя. На журнальном столике пустая бутылка от вина, пустой бокал и ваза - конфетница, на треть, заполненная талым льдом.
Разогнав предутренний сумрак, солнце вовсю хозяйничало в моём доме. Я встал, набросил халат и отдёрнул штору. Жёлтое дневное светило над горизонтом напомнило хулиганский глаз, приснившейся мне вороны.
– Нормально полетали!
– я потянулся до хруста в спине. С негромким стуком что - то упало на пол. Это была небольшая книжечка в обложке из тиснёной тюленьей кожи.
Глава 8.
Утро было пасмурным. Симпатичное тропическое солнышко спряталось за грязными сугробами непричёсанных туч. Мёртвая зыбь качала "Морскую леди", пропахшую терпкими запахами восточного базара, разбавленными, каким - то местным дерьмом. В глубине острова низкими, гортанными голосами перекликались неизвестные птицы. Накрапывал мелкий дождь. Игорь дремал, укрывшись пледом цвета яркой гавайской рубашки. По его центру алело плохо застиранное бурое пятно. Плед резко диссонировал с мутным утром, сопливой погодой и сильно действовал мне на нервы.
Спустившись в 'форпик'* я принёс для себя и Гоши 'непромоканцы',*накрыл Игоря оранжевой курткой, и сам одел такую же. Взял бинокль, прошёл на бак* и буквально впился в мрачные декорации острова. Живописный днём, ранним утром остров накрыла волна тумана. Тонкая полоска, желтушного цвета, песка, отделяла фиолетовую воду бухты от тёмной стены островной растительности. Полупрозрачные клочки белёсой ваты тут и там висели на кустарнике, ветках деревьев и плавали в воде около берега. Не обнаружив на острове ни врагов, ни друзей, ни наших пропавших, я закурил. Унюхав табачный дым, проснулся Игорь. Сонно посмотрев вокруг, он негромко, выразительно и нецензурно выразил своё отношение ко всему происходящему, включая погоду. Я кинул ему сигареты, чтобы он заткнулся. Игорь отнёс свой канареечный плед в форпик, закурил, и присел рядом.
– Что на берегу?
– хмуро поинтересовался он.
– Красивых туземок в бикини не видно! Ночью, пока ты дрых, как суслик, звонила Анжелина Джоли. Просила передать тебе, как самому сексуальному 'мачо'* на всех морях, пламенный привет и горячий поцелуй! Я тебя будить не стал. Можешь, вместо Анжелины, поцеловать грот мачту!
– Сам целуй, если ты такой озабоченный!
– недовольно буркнул Игорь.
– Нет у тебя чувства юмора, Игорёша! Таким ответом ты позоришь международную столицу шуток, твой родной город - Одессу! Михал Михалычу Жванецкому и всему нашему дружному экипажу грустно и обидно, что в Одессе, и на нашем скаАазочном парахеде, есть такой безчувствоюморный матрос!
– Пошёл на хер, - ругнулся Гоша.
– Уже месяц и вместе с тобой!
– тем же тоном, отбрехался я.
– Сколько там?
– снова открыл рот Игорь, постучав пальцем по месту на руке, где должны быть часы.
– Пора обедать!
– я встал и энергично замахал руками, пытаясь согреться.
– Сейчас командиры проснуться, а жрачки нет. Давай, тяни "приговор" - кому завтрак готовить!
– Я сунул ему под нос две судьбоносные спички. Готовку вытянул Игорь.
– Ну, почему у меня такая непруха!
– голосом обиженного армейского солобона, заныл он.