Черная кровь. Черный смерч
Шрифт:
Люди оторопело молчали. Да, тут не поспоришь.
Ромар глядел в землю, многозначительно хмурил брови, намертво подавив ехидную усмешку, что отчаянно просилась на лицо. Ай да Матхи, ай да хитрец! Ничего не скажешь, заклятие именем Матери-Земли вещь серьёзная, да только, чтобы снять его, духов справедливости звать не нужно. Сам вход заговорил, сам заклятье и снял. Вон земляной порожек, что так аккуратно перешагивался все эти дни, в одном месте словно случайно сбит умной ногой слепца. Кто не понимает в тайном искусстве, тот и заподозрить ничего не сможет. Зато старейшины и строгие старухи своими глазами видели, как
Уника стояла, переминаясь с ноги на ногу.
– Что приговорим, старшина?! – грянул Бойша. – Время дорого, речи говорить да сходы собирать некогда… Будем ли в самом начале похода предков гневить кровавой жертвой? Или станем Матери-Земле перечить? Что скажете: считаем девку оправданной?
– Считаем… – вразнобой ответили старики.
Таши и Лата разом кинулись обнимать Унику и едва не сбили её с ног.
Старый Лат, словно забыв, где находится, безостановочно кивал седой головой. Муха, так и не проронивший ни слова, безнадёжно махнул рукой и, волоча ноги, пошёл к своему дому, где рыбаки неведомо зачем сворачивали большой невод. Что этим неводом в изгнании ловить? Нет в мире рек, что сравнились бы с Великой.
Даже Свиол промолчал – понимал, что не такая пора, чтобы раздор меж людей селить. И только Крага не смогла сдержать языка.
– Ну-ка, погодьте! – потребовала она. – Ежели девка невиновна, то как мы-то дальше будем? В семье зубрихи Асны ей оставаться никак нельзя! Что ж, нам её обратно к чернокожим в семью переводить?
– Не знаю, мать, – ответил Бойша. – Это дело не мужское. Как решите, так и будет. А мне недосуг.
Вождь развернулся и быстрым шагом отправился последний раз обходить селение. Старухи, подгоняемые недовольными взглядами, сошлись в кружок и, против обыкновения, в одну минуту без всякого шума решили, что Унике в семье Асны не быть, и ни в какой другой семье не быть, а быть самой по себе, безо всякой семьи. О лучшем решении Бойша и мечтать не смел; первая трещина камень колет.
Народ, довольные и недовольные, быстро разошлись. Всех подгоняли дела. У Отшибной землянки остались только два колдуна.
– Спасибо, – коротко поблагодарил шамана Ромар, и Матхи в последний раз улыбнулся замечательной чистой улыбкой. Никогда больше на лице слепого шамана её не видели.
Ночная темнота приняла изгнанников. Шли молча, да и что говорить, когда покидаешь родимые очаги, могилы предков, бросаешь нажитое? Взяли с собой только то, что могли унести на спинах. Куда больше утвари осталось в ухоронках.
Воины окружили караван со всех сторон. Почти весь груз лёг на женские плечи – мужчины несли оружие. Тяжелей всего оказались длинные ратовища, которые рубили ночью, когда возвращались из похода за водой. Верно, не больше пяти человек из всех родичей смогли бы ворочать подобным орудием, словно простым копьём. Обычному человеку с таким чудищем управиться можно лишь уперев конец в землю да двигая остриё. Готовить великую прорву кремневых наконечников не было времени, и для большинства орудий ограничились тем, что обожгли заострённый конец.
Таши и под гнётом здоровенного бревна шагал легко. Люди молча глотали слёзы, а он мало что не пускался в пляс. Унику оправдали! Оправдали-таки Унику! Сыскалась правда! А раз есть она на земле – то и диатритов мы одолеем. Не можем не одолеть.
За ночь прошли не так чтобы мало, но куда меньше обычного дневного пути. Эдак до верхнего селения тащиться придётся целую седмицу, – прикинул Таши.
Незадолго до рассвета остановились. Десятка три воинов спустились к Великой, принесли воды. Не таясь, разожгли костры – от диатритов днём все равно не скроешься.
Уника хлопотала вокруг Таши, как и положено верной, исправной жене. Свадебного обряда над ними не справили – ну да не беда, дело наживное. Главное, родичи признали их мужем и женой. Даже Лата больше не глядит на Таши зверем…
Обычно во время дальних походов на стоянках готовилась еда, потом раздавалась – не кто сколько захотел, а скудными порциями. Так было и в этот раз. У каждого человека, кроме своего барахла и оружия, ещё и общинная ноша за спиной; у Таши – пуда полтора семенного зерна, Уника сгибается под грузом вяленого мяса, а на обед получили по сушёной лепёшке и звенышку копчёной стерляди. Это и правильно, а то поприесть запас на полпути не сложно, а потом как быть?
– Ничего! – успокаивал людей Свиол, руководивший раздачей пищи. – Вот ужо налетят птахи, так и свежатинки поедим. Зря, что ли, с собой этакие вертела тащим?
Таши быстро управился и с куском рыбы, и с лепёшкой. Мельком подумал, что и впрямь надо бы попробовать, какова на вкус диатрима. Мяса в ней не меньше, чем в хорошем быке, не оказалось бы только оно слишком жёстким или вонючим, как у стервятника.
Уника разделила свою долю пополам, сунула часть Таши.
– Ты ешь, ешь, не отлынивай! – сердито прикрикнула она, когда Таши вздумал возражать. – Мне что – весь день кверху пузом отдыхать можно, а тебе от диатритов отбиваться… Ну-ка, сними кожан, дай взглянуть, что у тебя случилось. Так и есть – шов разошёлся… оставь мне, я исправлю… И ешь как следует, а то какая война на голодный желудок? Слышал, что Крага говорила? День вас не покормим, два – так вы и копья поднять не сможете.
Уника, конечно, лукавила – кверху пузом на днёвке никому отдыхать не придётся.
Недобрая заря вползла не небосклон. Никто не может остановить ход Дзара; даже Великой Матери он неподвластен – и теперь остаётся только крепче держать оружие.
Для стоянки Бойша выбрал крепкое местечко – одну из первых рощиц, предвестниц грядущего лесного моря. И от реки близко; и деревья стоят густо – не везде диатрима и сунется. Подроста, правда, маловато – ну да уж как есть.
Мужчины составили круг. Выставили ратовища. Наспех ладили треноги, чтобы подхватить неподъёмную жердину сразу как приспеет. Готовили новые стрелы – их в бою много не бывает. Настоящие боевые на карликов можно не тратить, сойдут и охотничьи, поплоше.
Диатриты не замедлили появиться, должно быть, их дозоры всю ночь не выпускали людей из виду. Недаром Ромар и Матхи предупреждали, что приступа следует ждать сразу после рассвета. Коротышки ударили, едва день вступил в полную силу, – и сами били в полную силу тоже.
Степь всколыхнулась, ожила, потекла живыми волнами. Оцепенев, смотрели дети Лара, как разворачиваются перед ними чужинские полчища. Видно, всех собрали сюда диатриты, никого в запасе не оставили. На острый Ромаров глаз – не менее семи сотен чужинцев шло на приступ. Людей втрое больше, а сколько среди них воинов?