Черная кровь. Черный смерч
Шрифт:
Солнце, по счастью, проглядывало сквозь негустые облака, так что общее направление Таши держал, стараясь выбирать путь по всхолмьям. Там посветлей, и дорога просторней, и дряни чащобной поменьше водится. Добычи, правда, тоже не встретишь, но ведь сейчас они ходом идут, а не промышляют.
Спутника, что сосватала им старуха Йога, нигде не было видно. Не доверяя глазам, Таши тщетно напрягал слух, стараясь различить в редких осенних шумах треск сучка под посторонней стопой, свист разогнувшейся ветки, шёпот приминаемой травы или иной признак постороннего присутствия. В конце концов Таши решил, что неприятный парень ослушался мать и никуда не пошёл. Странно было думать, что кто-то может ослушаться родительского
Через несколько часов они устроили короткую днёвку, чтобы перекусить и немного расправить намятые ношей плечи. Таши, выбрав минуту, хотел поделиться своими мыслями с Ромаром, но колдун не дал ему договорить.
– Молчи! – прошептал он одними губами. – Он здесь!
Таши стремительно оглянулся, но кругом по-прежнему было пустынно и спокойно. Хотя, как и всё в лесу, спокойствие теперь казалось обманчивым.
– Он рядом, – на беззвучном языке охотников прошептал Ромар. – Я его чувствую. Он всё время шёл по нашим следам.
– И что теперь делать? – задал вопрос Таши.
Внутренне он был готов к тому, что Ромар прикажет избавиться от нежелательного попутчика. Уж если ты идёшь с людьми, так иди с ними вместе. А тропить их, как дикого зверя по первому снегу, – не дело. И коли начал путников выслеживать, то не обижайся, если напорешься на нечаянную стрелу. Но Ромар ответил спокойно:
– Ничего не делай. Он обещал нас проводить – вот и провожает. Просто на свой манер. Не обращай внимания.
Легко сказать – не обращай внимания! Каково знать, что за каждым твоим шагом следят, что ты на виду и беззащитен, а тот, кто наблюдает за тобой, остаётся невидим. Это тебе не в жмурки на лугу играть, тут всё взаправду.
Таши на пену изошёл, стараясь обнаружить хотя бы один признак, что парень где-то поблизости, но в занятии своём не преуспел; лес оставался нем и неподвижен.
Лиственное неудобье, заплетённое ракитой и бузиной, со стеной перезревшей сныти, осыпающей одежду колючками цеплючих семян, осталось позади. На холмы выбрался чистый сосновый бор, приветливый и нарядный. Землю устилала хвоя, редкий вереск перемежался кустиками толокнянки. Здесь и решено было заночевать.
Уника ободрала на лапник случившуюся ёлочку, приготовила место для сна. Таши натаскал гору валежника – наломанных ветром сосновых вершинок и ветвей, которых всегда довольно в бору. Разложил костёр, сбоку сухой травы подсунул, достал из кисета на поясе два из родных мест принесённых кремня и замер, не успев извлечь искры.
К лагерю приближался сын Йоги.
Как и в прошлый раз, он возник неожиданно и теперь шёл бездельной походочкой скучающего танцора. И, как в прошлый раз, не было у него с собой ничегошеньки, будто и не умотал он от родимого дома на немалый кусок пути. И наряжен он был в ту же кацавейку и те же штаны, в которых и в полдень ходить не жарко, а под вечер, когда воздух заметно посвежел, и вовсе несподобно.
Первым побуждением Таши было вскочить навстречу приближающемуся парню и схватить что-нибудь из оружия, предусмотрительно разложенного неподалёку. Пришлось сделать заметное усилие, чтобы убедить себя самого, что ничего особенного не происходит. В конце концов, это родич, хоть он никогда и не видел берегов Великой реки. А что душа возмущается при одном взгляде на его сонное, словно предутренняя луна, лицо, так неизвестно ещё, что думает сын Йоги, глядя на лица новоявленной родни. Уж ему-то их любить не за что, и уже тем более – помогать. И всё же он помогает, хотя от этой помощи хочется почему-то оказаться как можно дальше.
Таши опустил голову, не желая выдавать взглядом истинных своих чувств, старательно застучал кремнем, принялся громко дуть на упавшие в траву огненные точки. Но то ли трава успела заволгнуть, то ли просто Таши перестарался и дул слишком сильно, но, спалив пару тонких стебельков, огоньки исчезли, так и не превратившись в пламя. Таши вскинул голову, проверяя, не смеётся ли над его неудачей сын Йоги. Тот не смеялся. Он вообще не смотрел на Таши, а стоял, повернувшись к набранным дровам, и знакомым плавным движением подымал руку. Между растопыренными пальцами родился свет, непривычный, какого в жизни не бывает, блестящий, ярко-голубой, словно первые фиалки, возвещающие победу весны. Свет не усиливался, а как бы уплотнялся, обретая вещественность, и через мгновение огненный клубок упал с протянутой ладони в груду собранного хвороста, и тут же куча заполыхала, вся, сверху донизу.
О подобном волшебстве Таши и слыхать не доводилось. Огонь – это суть магии, он всякому колдовству способствует, недаром шаман камлает у костра. Но подчинить себе огненную стихию и просто между делом вызывать огонь?.. Это казалось невозможным. Неудивительно тогда, что сын Йоги запросто разгуливает по глухому, недоброму к людям лесу. И холод ему нипочём, какой может быть холод, если огонь в себе носишь? Хороший, однако, сынок вырос у старой колдуньи!
Сынок тем временем уселся у огня, подставив теплу тщедушную грудь. Сидел он очень близко, так что чудилось, что ветхая одежонка вот-вот вспыхнет. «Ну, это Ромар тоже умеет, и Матхи… – подумал Таши. – А будь у Ромара руки, он и огонь сводить мог бы…»
И лишь через несколько минут Таши сообразил, что нежданный помощник спалил запас дров, предназначенный на всю ночь, а осенние сумерки быстро сгущаются и нового валежника уже не набрать.
Пышный костёр и впрямь быстро прогорел, уцелевших веток хватило ненадолго, и почти всю ночь путники промёрзли на холодном биваке. Таши дежурил первую половину ночи и видел, что парень, которого Таши не знал как и называть, просидел всё время неподвижно, упёршись взглядом сначала в угли, а потом в остывшее кострище. Трудно сказать, было ли ему холодно в распахнутой на груди обдергайке, а вот Таши, хоть и добротно одетый, изрядно продрог, особенно когда в ночи неожиданно пал ледяной туман, изукрасивший инеем залитый лунным светом лес.
В договорённое время проснулся Ромар, оглядел замерший чёрно-белый мир и молчаливым кивком велел Таши укладываться спать. Таши, не заставляя себя упрашивать, быстро забрался под шкуры, расстеленные на лапнике. Уника приоткрыла сонные глаза, произнесла: «Ой, да ты закоченел совсем!» – и обняла его теплой рукой.
Проснувшись, как обычно, незадолго до рассвета, Таши обнаружил, что возле горелого пятна, где с вечера сидел сын Йоги, никого нет, и даже трава в этом месте так же густо серебрится инеем, как и повсюду.
Таши вопросительно глянул на Ромара, тот молча прикрыл глаза. Значит, опасный попутчик где-то неподалёку, может услышать неловкое слово и обидеться. Теперь уже Таши понимал, что заморыш и в самом деле опасен. Надо же было уродиться столь изощрённому магу в доме у старухи Йоги! С юного возраста слышал он только ворчание и перечень обид, предки не защищали его во младенчестве. Неудивительно, что нет в парне почтения ни к роду, ни даже к родной матери. А коли сойдётся такой характер с магической силой, то от этого человека лучше держаться подальше и зря его не дразнить. Не за тем идём, чтобы лишних врагов наживать.