Черная магия
Шрифт:
— О господи! Ты что, полагаешь, что этого недостаточно? Насколько я знаю, тут четыреста семьдесят три призрака, а сколько рабочих ходит туда-сюда — вообще одному богу ведомо, и все это не считая кошек. И ты, Перл, тут не «бываешь». Считай, что это твой дом — до тех пор, пока тебе угодно в нем оставаться.
Мистер Деллафейв был единственным призраком — не считая кошек, — который не возражал против моего общества. Через три недели своего пребывания в Доме-на-равнине, во время неспешной прогулки вокруг чилийской араукарии, я обратилась к нему:
— Мистер Деллафейв, а чем вы занимались до того, как…
У мистера Деллафейва сделалось лицо человека, который ждет, что сейчас его чувствам будет нанесен удар, и не намерен этого скрывать.
— …как
— А! — с улыбкой отозвался мистер Деллафейв. — Я работал счетоводом в одном из банков Сакраменто. В основном я занимался сложением, дважды в неделю — вычитанием, а по праздникам — умножением. Деление столбиком было абсолютно не в моей компетенции — над этим трудился другой этаж целиком, — но, несомненно, я мог бы с этим справиться. Я готов был служить. Если бы третий этаж поглотил пожар или наводнение, деление столбиком продолжалось бы без перерыва, поскольку я прошел соответствующее обучение. Но этот решающий момент, как и большинство решающих моментов, так никогда и не настал. Я являлся в банк каждое утро к восьми. В полдень я отправлялся в кафе на другую сторону улицы и заказывал там два яйца, соленый огурец, шипучий напиток с экстрактом сарсапарели и дневные газеты. В пять часов ежедневно я покидал банк и возвращался в меблированные комнаты на ужин к шести. Я был настоящим часовым механизмом. «По Деллафейву можно сверять время» — так говорили и в банке, и в салуне, и в меблированных комнатах, и… на самом деле только там и говорили, потому что это были единственные места, где меня вообще кто-то замечал. Тот водитель трамвая меня определенно не увидел. Иначе посигналил бы, у них это в инструкции записано. Честно говоря, всему причиной неаккуратность; не хочется это признавать, но так оно и есть. Я знаю, что в тот момент должно было быть двенадцать сорок семь, потому что я вышел из кафе в двенадцать сорок шесть, а трамвай должен был проехать не ранее двенадцати сорока девяти. Я шел по расписанию, а трамвай — нет. Я поднял голову, и он вдруг оказался передо мной. Я замахал руками — как будто это могло чем-то помочь. Когда я их опустил, то оказалось, что я нахожусь в садовом сарайчике миссис Уинчестер. Я никогда не был особо религиозен, дорогая Перл, но полагал, что неплохо осведомлен обо всех теориях загробной жизни… однако ни одна из них не подготовила меня к садовому сарайчику миссис Уинчестер. Я даже не прихватил с собой газету.
— Но почему?..
Мистер Деллафейв вскинул руку, словно невозмутимый офицер полиции на перекрестке.
— Перл, я понятия не имею, почему я попал сюда. Никто из нас этого не знает. Я вовсе не хотел сказать, что мы несчастны — это очень приятное место, а миссис Уинчестер добра к нам, но покинуть этот дом мы не можем никоим образом. Когда я пытался пройти через кипарисовую изгородь, в тот же миг оказывалось, что я вхожу в этот же сад через другую ограду. И с какой стороны ни пробуй — все одно и то же.
— Я думаю, миссис Уинчестер — магнит, а вы и прочие…
— Да-да, металлические опилки. Кнопки, которые она вытягивает из ковра. Я иногда стою в башне — если, конечно, тут уместно слово «стою» — и смотрю на окружающие крыши и печные трубы, принадлежащие одному и тому же дому. Вынужден признать, что тут больше места, чем я позволял себе при жизни. Как если бы меблированные комнаты располагались у парадного входа, банк находился в районе портика, а кафе — у третьей застекленной террасы, той, которую обнесли стеной и куда солнце теперь не попадает, — такой была моя жизнь. А ведь это на самом деле лишь небольшая часть здания, которое, в свою очередь, — незначительный участок земли. И теперь я жалею, что не отважился на большее, когда имел такую возможность.
Мы молча шли рядом, во всяком случае, я шла и размышляла над тем, что владелица дома, судя по всему, сама не в силах его покинуть. А как насчет меня? Могу ли я оставить Дом-на-равнине? И если идти, то куда? Профессор ван дер Аст казался более далеким, чем другой континент.
— Тебе стоит вернуться в дом, Перл. С залива тянет сыростью.
Я потянулась губами к щеке мистера Деллафейва. Когда он начал растворяться, я решила, что придвинулась достаточно близко, и поцеловала воздух.
— Чушь! — воскликнул он и окончательно исчез.
Я не чувствовала никакой особой влажности, но, когда помчалась обратно в дом, все-таки плотнее завернулась в шаль.
На следующий день случилось землетрясение.
Люстры раскачивались. Орган вздыхал и стонал. В шкафах дребезжала хрустальная посуда. Какой-то гвоздь выбрался на волю и покатился по гудящим половицам. Гул нарастал, но не снизу, а по сторонам и сверху, как будто звук вдавливало в дом отовсюду. Призраки неслись в безумном вихре, пролетая над головой, словно поток дыма, смешанный и безликий, в котором лишь время от времени проступало то одно, то другое испуганное лицо. Я, пошатываясь, шла вдоль стены, пытаясь удержаться на ногах и добраться до ближайшего выхода — парадной двери. Один раз я все-таки упала и, когда ладони коснулись горячего паркета, вскрикнула от боли.
Пока я, спотыкаясь, шла через вестибюль, в глаза мне набилась пыль от штукатурки. Я поняла, что совершила ошибку, когда увидела массивную парадную дверь, конечно же запертую. Ключ от нее давно был выброшен или запрятан в какой-нибудь дальний посудный шкаф этого безумного дома. Если все это монументальное здание рухнет и раздавит меня, то плита темного дуба с причудливым рисунком единственная устоит и превратится в мое надгробие.
Дедушкины часы накренились и рухнули прямо у меня за спиной с таким грохотом, словно ударила сотня тяжелых колоколов. Я метнулась к двери и дернула ручку. Та повернулась с легкостью, будто ее смазывали каждый день. Без малейших усилий я рывком отворила дверь. Внезапно сделалось тихо, все застыло. За дверью был чудный весенний день. В миртовом кусте запела малиновка. На крыльце стоял высокий темнокожий мужчина в угольно-черном фраке и с цилиндром в руках. Он улыбнулся мне сверху вниз.
— Доброе утро, — поздоровался он, — Я уже начал бояться, что никого не застану. Надеюсь, вы были не слишком далеко, когда услышали, как я стучу? Я знаю, что пересечь этот дом труднее, чем штат Оклахома.
— Вы стучали? — Я была слишком ошеломлена, чтобы помнить о вежливости. — Это ваш стук в дверь такое творит?
Гость шагнул через порог и тихо рассмеялся, что выразилось лишь в широкой улыбке и легком намеке на кашель.
— Что? О, нет-нет! Просто моя репутация меня обгоняет. Прошу, скажите — дома ли хозяйка?
— Где ж еще мне быть, Витстроу! — воскликнула вдова, внезапно возникшая рядом со мной. Из ее прически не выбилось ни единого волоска.
— Здравствуй, Уинчестер, — кивнул гость.
Они молча смотрели друг на друга и не двигались. Сзади послышались какой-то шум и приглушенный лязг. Я обернулась и увидела, как дедушкины часы возвращаются на свое обычное место, в угол.
Затем вдова и гость рассмеялись и крепко обнялись. Она даже согнула ногу в колене. Голова ее не доходила гостю до подбородка.
— Перл, — обратилась ко мне вдова, — это мистер Пит Витстроу.
— Питер, — поправил гость и слегка поклонился.
— Мистер Витстроу, — повторила вдова. — Изрядный шельмец. О господи, — добавила она так, будто ее только что озарила мысль. — Как ты вошел?
Мы дружно посмотрели на парадную дверь. Она снова была заперта, засовы задвинуты, дверные петли покрыты ржавчиной. Открыть ее можно было разве что с помощью динамита.
Этот человек, Витстроу, кивнул в мою сторону.
— Да, мне стоило догадаться. Она чувствует себя в этом доме непринужденно, как термит. В любом случае, ты явился не только ради того, чтобы со мной повидаться, старый бездельник. — Вдова проскользнула мимо гостя, увесисто по нему хлопнув. — До чая еще полчаса, но ты все равно можешь присоединиться к нам.