Черная Мария
Шрифт:
Софи не понравился его голос.
— Со мной все нормально, Софи.
Анхел давил в себе страх.
Еще какое-то время ехали молча. Софи взглянула в боковое зеркало. Место катастрофы было уже в двух милях позади них и отчетливо виднелось яркой пламенеющей точкой на фоне кромешной ночной тьмы.
— На этих боковых дорогах можно ехать полгода и ни разу грузовика не увидеть.
Лукас кивнул.
— Нам повезло, что попался этот бедняга.
Софи покачала головой. Когда она заговорила, во рту ее уксусом и желчью отдавался вкус страха.
— Лукас, что же это за чертова
Лукас не ответил.
Софи только покачала головой. Никто из них не хотел вслух произнести худшее. Никто из них не признал бы этого в открытую. Но в душе каждый знал, что худшее во всей истории проявилось несколько секунд назад. Кто бы ни был или что бы ни было — в том лимузине, это было связано с проклятием. После неразберихи, когда лимузин столкнулся с грузовиком, в краткие мгновения после разрушения лимузина, джип почти остановился.
И в этот момент страха они все ощутили болезнь.
Которая их не покинула.
В свете разбитых фар промелькнул дорожный указатель: «ПАРК-СИТИ — 5 МИЛЬ».
Это было хорошей новостью, потому что двигатель джипа начинал зловеще покашливать. И непонятно было, то ли раньше кончится бензин, то ли машина просто отдаст Богу душу.
Софи еще раз взглянула в зеркало:
— Что бы это ни было, теперь его уже нет.
— Ага, — вполголоса согласился Лукас, и Софи поняла, что он хотел сказать еще что-то.
Но не сказал.
Просто вел машину дальше.
26. Запах горящего металла
Машинист Барни Холлис обожал читать юмористические журналы. Особенно ему нравился «Битл Бейли», который напоминал о далеких годах службы в Пятой армии во время второй мировой войны, о прекрасных сицилийских закатах и о роскошных смуглых красотках. Барни перевернул страницу и слегка поерзал на своем сиденье. Задница чесалась немилосердно. Проклятый геморрой! Проклятие железнодорожников — геморрой, плохой кофе и ожидание на этих чертовых сортировках.
— Нормальная ситуация, — буркнул Барни себе под нос, переворачивая страницу. — Полный бардак.
Барни ждал звонка диспетчера уже больше пятнадцати минут. Средней оживленности ночь на сортировочной станции Парк-Сити — в очереди перед Барни стояло несколько товарных поездов. Вот так всегда! Хотел бы он хоть разок в жизни проделать ночной маршрут вовремя! Он взглянул на часы — третий час ночи. При таком темпе раньше трех тридцати, а то и четырех его не выпустят. Черт побери! Похоже, он становится слишком стар для подобной нервотрепки.
«Это все из-за этих молоденьких головастиков в конторе станции!» — раздраженно подумал он, отправляя в рот остатки чуть теплого кофе из термоса.
Тощий, одетый в замасленную робу, Барни сидел, скрестив ноги, в своем высоком кресле, словно большой старый аист на гнезде. У него была очень белая кожа, редкие седые волосы и лицо, изборожденное морщинами. Барни давно перевалил за официальный пенсионный возраст, но руководство компании позволило ему работать на полставки. Один-два рейса в неделю на старой пригородной электричке давали Барни возможность оставаться при деле и отвлекаться от домашних забот.
О
Сначала он работал ремонтником на линиях «Нортен Пасифик» и «Берлингтон». Потом водил большие товарные поезда из Вашингтона и Орегона, пройдя путь от смазчика до машиниста. Он женился, завел троих детей и был доволен жизнью. Но всегда у него была мечта водить большой пассажирский поезд класса «люкс», вроде «Вождя сиу» или «Зефира Калифорнии», в шике и комфорте возить тысячи людей через просторы Америки. Вот это была бы настоящая жизнь.
И вот в 1971 году Барни выпал счастливый случай. Из-за государственных субсидий железным дорогам много региональных маршрутов отошло к «Амтраку», и Барни был поставлен на новый пригородный маршрут Додж-Сити — Ньютон.
Машинист Барни и думать не думал, что будет неделю за неделей водить поезда по одному и тому же маршруту всю свою жизнь. Но недели складывались в месяцы, месяцы в годы, годы в десятилетия. Стопятидесятимильный перегон между Вичитой и Додж-Сити стал частью его самого. Он знал каждый уклон, каждый поворот, каждый светофор, каждую стрелку, чуть не каждый стык рельсов...
Барни оторвался от журнала.
За высоким окном тепловоза ему послышался какой-то странный звук, приглушенный и неясный, но вроде бы кто-то копается в гравии позади поезда. Как далеко — сказать трудно, но Барни после тридцати лет стажа работы автоматически улавливал любой подозрительный шум что в машине, что вне ее.
Подойдя к окну, он открыл его и высунулся наружу. В непроглядной темноте он увидел лишь хвост темных вагонов позади локомотива. Их было всего шесть. Поезд Барни был одним из самых коротких на этом маршруте, но ведь и Парк-Сити тоже не Главная Центральная. Барни потянул носом воздух. Пахло машинным маслом, гарью и пылью.
Он снова обвел взглядом территорию сортировочной станции. То там, то сям позвякивали железные сцепки вагонов, мигали сигнальные огни, тускло светились газовые фонари. Клубы густого дыма поднимались над крышей поста у маневровой горки.
— Первис, это ты? — крикнул Барни, стараясь перекрыть низкий гул дизелей, работавших на холостом ходу. Звуки торопливых шагов по гравию насыпи стали отчетливее. Барни решил, что это идет его помощник. — Первис? Это ты?
Ответа не было.
— Что за чертовщина! — пробормотал Барни, возвращаясь к термосу и журналу. Подумав, он решительно убрал их в свою корзинку для завтрака. Внезапно его охватило дурное предчувствие. Как правило, если к локомотиву подходил кто-то из конторы станции, особенно во время долгой стоянки, это могло означать лишь одно — плохие новости. То ли на стрелках аппаратура барахлит, то ли заторы на линии.