Черная метка
Шрифт:
– Доктор Скарпетта? – Ко мне подходил телерепортер, позади которого снимал оператор.
– Узнаешь свой арендованный автомобиль? – тихо спросил Марино. По его лицу стекали капли дождя, он смотрел на темно-синий "форд" со знакомыми номерами: RGG-7112.
– Доктор Скарпетта?
– Никаких комментариев.
Когда мы проходили мимо машины, Андерсон на нас не взглянула.
– Можете сказать?.. – не отставали репортеры.
– Нет, – ответила я, поднимаясь по ступенькам.
– Капитан Марино, по слухам, в полицию поступило сообщение...
Шелестел дождь,
– Рад вас видеть, – сказал он нам обоим. – Я думал, ты в отпуске, – добавил он, глядя на Марино.
– Да. Все правильно, меня ушли в отпуск.
Мы надели перчатки, и Баттерфилд затворил за нами дверь. Его лицо было напряжено, глаза внимательно осматривали все вокруг.
– Рассказывай, – предложил ему Марино, оглядывая прихожую и видимую часть гостиной.
– Из телефонной будки неподалеку поступил звонок в девять-один-один. Мы приезжаем и находим ее. Кто-то сделал из нее котлету, – сказал Баттерфилд.
– Что еще? – спросил Марино.
– Изнасилование и, похоже, ограбление. Бумажник на полу, денег в нем нет, сумочка выпотрошена... Смотрите, куда ступаете, – добавил полицейский, как будто мы сами не знали.
– Черт побери, у нее были деньги, большие деньги! – восхитился Марино, разглядывая необыкновенно дорогую мебель в роскошном доме Брей.
– Это еще цветочки, – произнес Баттерфилд.
Прежде всего меня поразила коллекция часов в гостиной. Здесь были настенные и каминные часы, отделанные розовым и красным деревом, часы с календарями, часы с сюрпризами – все антикварные и показывающие одно и то же время. Они громко тикали и свели бы меня с ума, приведись мне жить среди их монотонного постоянного напоминания о быстротечности жизни.
Она любила старинные английские вещи, великолепные и бездушные.
Напротив телевизора располагалась софа и вращающаяся книжная полка с перегородками из искусственной кожи. Повсюду были расставлены жесткие кресла с богато украшенной обивкой, стояла ширма из атласного дерева. Возвышался массивный буфет, отделанный черным деревом. Тяжелые, расшитые золотом дамастовые шторы были задернуты, бантовые складки балдахина затянуты паутиной. Я не увидела ни одного произведения искусства, ни единой скульптуры или картины, каждая деталь отражала холодную, властную натуру Брей. Она нравилась мне все меньше. Неприятно чувствовать подобное к забитому насмерть человеку, но это было так.
– Откуда у нее деньги? – спросила я.
– Понятия не имею, – пробурчал Марино.
– Мы все этому удивлялись, когда ее сюда перевели, – сказал Баттерфилд. – Вы видели ее машину?
– Нет, – ответила я.
– Ха! – возразил Марино. – Она каждый вечер приезжала домой на новой "краун-виктории".
– У нее дьявольский "ягуар", красный, как пожарная машина. Стоит в гараже. Модель девяносто восьмого или девяносто девятого года. Страшно подумать, сколько он стоит. – Полицейский покачал головой.
– Примерно две твои годовые зарплаты, –
– Скажешь тоже.
Они начали обсуждать вкусы и богатство Брей, словно забыв о ее мертвом теле. Я не нашла свидетельств встречи с убийцей в гостиной. Вряд ли комната вообще использовалась, или кто-то ее тщательно убрал.
Кухня находилась справа от гостиной, я заглянула туда в поисках следов крови или насилия, но ничего не обнаружила. Кухня тоже не производила впечатления обжитой. На столах и полках не было ни пятнышка. Я не заметила никаких продуктов, кроме пакета кофе из "Старбакса" и трех бутылок сухого вина.
Сзади подошел Марино, протиснулся мимо меня к холодильнику и открыл его.
– Не похоже, что она любила готовить, – сказал он, осматривая полупустые полки.
В холодильнике стоял пакет двухпроцентного молока, лежали мандарины, пачка маргарина, коробка шоколадных батончиков и приправы. В морозильнике было пусто.
– Кажется, она мало бывала дома или всегда ела в ресторанах, – заметил он, наступая на педаль мусорного ведра.
Из него он вытащил порванную коробку из-под пиццы, винную и три пивные бутылки. Сложил фрагменты квитанции о доставке.
– Половинка пепперони, двойная порция сыра, – прочитал он. – Доставлено вчера вечером в пять пятьдесят три.
Он опять покопался в ведре и вытащил смятые салфетки, три ломтика пиццы и по меньшей мере с полдюжины сигаретных окурков.
– Теперь мы подошли к самому интересному, – произнес он. – Брей не курила. Похоже, вчерашний вечер она провела в компании.
– Во сколько поступил звонок в полицию?
– В девять ноль четыре. Примерно полчаса назад. И мне не кажется, что этим утром она готовила кофе, читала газету или что-нибудь в этом роде.
– Уверен, этим утром она уже была мертва, – высказался Баттерфилд.
Мы двинулись по покрытому ковровой дорожкой коридору в хозяйскую спальню, находившуюся в задней части дома. Подойдя к распахнутым дверям, остановились. Нам показалось, что и свет и воздух наполнились насилием. Оно заглушало все звуки; следы жестокости и разрушения были видны повсюду.
– Ну дела, – тихо пробормотал Марино.
Побеленные стены, пол, потолок, мягкие стулья, шезлонг были залиты кровью, которая казалась частью замысла дизайнера. Но эти капли, пятна и потеки не были краской, это были следы страшной ярости психопата. Высохшие брызги и капли испещрили старинные зеркала, на полу толстым слоем темнели густеющие лужи крови.
Огромная двуспальная кровать пропиталась кровью, и, как ни странно, постельное белье было сдернуто.
Диана Брей была избита так, что невозможно было определить, к какой расе она принадлежит. Брей лежала на спине, зеленая атласная блузка и черный прозрачный бюстгальтер валялись на полу. Я подняла их. Они были сорваны с тела. Каждый дюйм ее кожи покрывали высохшие пятна и разводы, опять напомнившие мне рисунки пальцем. Лицо представляло собой кашу из раздробленных костей и измочаленной плоти. На левом запястье болтались разбитые золотые часы. На правой руке золотое кольцо вдавлено в кость.