Черная охота [Стражник]

Щепетнёв Василий

— Он совсем не умел плавать, я знаю, — пробормотал Никита.

— Давайте оживляйте, — нервно прикрикнул начальник.

— Спокойно, командир. Забирай их и дуй на базу, оттуда звони в район, в милицию. И пришли кого-нибудь тело сторожить. Часок я побуду, а потом уйду.

— Это почему еще…

— Потому. Ты, командир, лицо ответственное, должностное, а я отдыхающий. Деньги не за то платил, ясно?

Дверца хлопнула оглушительно. Осерчал начальник. Под рычание отъезжающей машины Петров неспешно оделся.

Спустя сорок

минут подвел итоги.

Смерть наступила между часом и тремя часами ночи вследствие утопления. Никаких следов насилия. Никаких признаков заболевания. Идеальный простой утопленник.

Солидный, еще подающий надежды ученый прошел среди ночи три километра лесом и утопился в омуте. Или свалился случайно? Прогуливался? С кем?

Петров давно обсох, но ветерок, тянувший с реки, свежий августовский ветерок, навевал дрожь.

Холодно. Господи, как холодно…

Петров откинул простыню, свесил с кровати ноги, нашарил на стуле одежду. А сейчас — акт самонаграждения за подъем. Отломил кусок шоколада, прожевал.

Падавший из окошка свет фонаря померк. Отключили-таки электричество, режим экономии.

Ключ туго повернулся в навесном замке.

Туман, снятый и разбавленный, стелился по пойме реки, вдали мерцал костер. Маленький ночной моцион для одинокого джентльмена.

Ступени вели к мостку. Он оглянулся. Крутой берег высился безмолвной, безразличной ко всему стеной. Эпоха Цинь.

В тумане костер исчез. Петров шел, сверяясь с белым огнем стрелки компаса.

Размятое пятно костра появилось внезапно, вдруг. Еще шаг и костер ожил. Придется лечь на землю.

Петров пристроился у кочки.

Шагах в двадцати у костра сидели трое — два парня и девушка. Олег Муратов, Коля Патура и Алла Минакова. Студенты истфака. Обычно с ними была и четвертая, Зиночка Лубина, но не видно, и вообще, не попадалась она сегодня.

Невысокое пламя пыталось достать висевший над костром котелок.

— Пора разливать, — подал голос Патура.

— Не торопись, — оборвал Муратов, и троица застыла в молчании.

Чингачгуки.

Земля потихоньку отбирала накопленное тепло. Тяжелая работа. А со стороны — лучше не бывает: подкрался, пошпионил — и спи, отдыхай. Проснулся, опять пошпионил, а там — зарплату дают или орден.

— Пора! — не выдержал Патура.

На сей раз Муратов не возражал. Сняв котелок с огня, он поставил его на землю и деревянным черпачком разлил варево в три большие алюминиевые кружки.

Мужчины пили жадно, быстро, Алла — осторожно, крохотными глотками, то и дело отрываясь от кружки.

— Алеграмос, астарот, бегемот, весарта! — забормотал Муратов, запрокинув голову в небо. — Асафат, сабатан, угана!

Все трое, не усидев, пустились в пляс. Подпрыгивали, вертелись вокруг костра, выкрикивая:

— Гулла, гуала, лаффа! Сагана! Эха, шиха, рова!

Без музыки, а как работают! И слова знакомые, пикапутрипу! Петров согнал со лба наглого комара.

Первой

сдалась Алла — согнувшись, извергла из себя выпитое и, отойдя в сторонку, медленно села в траву. Патура продержался чуть дольше. Один Муратов прыгал и прыгал, выкрикивая совсем уже нечленораздельное. Наконец, и он сел:

— Ты, кто видит меня, — сказал он вдруг внятно и связно, — знай, что плата — кровь! — И, потянувшись к котелку, уснул.

Интересные у вас игры, ребятки.

Петров встал, отряхнулся. Что же вы, други, пьете?

Он посветил огнем в котелок. Пантерные мухоморы, мышатник, ягоды картофеля. А курим что? Тирлич. Интересно.

Он оттянул веко Муратову. Живы, сатанисты доморощенные? Живы, через часок очнутся.

…Ветви, листья проносились у самых глаз, но он и не думал замедлять бег, сила тела, упругая, налитая, несла стремительно, превращая движение в полет, чарующий до восторга, до замирания внутри; он мог все, лес был в его власти и расступался, стараясь освободить путь, он бежал, наслаждаясь волей, выстраданной и, наконец, пришедшей, он был почти счастлив, почти потому что где-то оставалась заноза, красная мигающая точка, все настойчивее напоминавшая о возвращении…

Олег Муратов, Михаил Седов и Николай Патура, студенты-практиканты, подошли к Маклоку.

Деревня стояла потерянной, пустой. Неправленные избы косились в разные стороны; почерневшие, обветшавшие, с худыми крышами; окна заколочены; щелястые полурассыпаные сараи. И бурьян, бурьян…

— Наша хата, конечно, с краю, — завернул во двор Патура.

Они подошли к знакомому до бревнышка "дому Ситника" — с него начинали поиски.

— Сегодня обследуем "Голую избу", — сверился с блокнотом Муратов, Володька велел.

Михаил вышел из сеней, неся в охапке оставленные на ночь инструменты:

— Разбирайте и идем.

Избушка оправдывала свое название — крохотные, без наличников окна, расконопаченные стены.

Не провалиться бы — пол, хоть и настланный, а лучше бы земляной, не сломаешь ногу в ловушке половиц.

В избе — ничего. Совсем ничего. Совершенно.

— Прекрасно, — Михаил шаркнул ногой. — На статью тянет: "Причины отсутствия имущества в крестьянской избе первой половины двадцатого века". Погоди-ка, — он наклонился и выковырнул вросшее в половицу кольцо. Подпол. Надо глянуть. Капитальное убежище четвертого класса.

Поднатужился и с трудом откинул крышку люка.

— Подпольщики искру раздувают. Ау, свои! — заглянул в черный квадрат Патура. — Ничего не видно.

Муратов протянул фонарь. Голова кружится до дурноты, придется терпеть. К обеду полегчает, а вечером можно будет и повторить. Патура — живчик, хоть бы хны ему, а вот Алла на базе осталась, отлеживается, благо старшой — аспирант Володька Рогов — в город укатил, на похороны Одинга.

— Лестница выдержит? — засомневался Михаил.

— Проверим практикой, — Патура осторожно поставил ногу.