Черная пантера
Шрифт:
Я колебалась. Внезапно я поняла, что единственный способ узнать то, что меня интересует, — это быть абсолютно откровенной.
— Меня зовут Гвендолин Шербрук, — сказала я.
— Я выхожу замуж за Филиппа Чедлея.
Мадам Мелинкофф замерла. Ее глаза пристально смотрели на меня.
— Это он послал вас? — спросила она. Я покачала головой.
— Сэр Филипп даже не подозревает о том, что я собиралась к вам, — ответила я. — Я буду откровенна, мадам Мелинкофф. Я слышала о вашей дочери, но не от своего жениха. Не могли бы вы рассказать мне о ней? Понимаете, он так сильно любил ее —
— Сэр Филипп всегда относился ко мне с большой заботой, — проговорила мадам Мелинкофф.
— Он несчастлив, — сказала я, — но я хочу сделать его жизнь счастливой.
Она отвела от меня глаза. Я обратила внимание, что ее пальцы судорожно сжали костяной набалдашник ее трости.
— Мне трудно понять, что вы хотели бы знать.
— О, просто расскажите мне о своей дочери, — с горячностью проговорила я. — Этим вы дадите мне возможность увидеть в ней реальное существо, понять, как она была красива, — я хочу знать, что потерял Филипп, когда она умерла.
— Умерла! — как эхо отозвалась мадам Мелинкофф. — Она покончила с собой.
— Да, я знаю, — сказала я. — Я слышала об этом. Но почему она покончила с собой? Разве она была несчастна?
— С чего это ей быть несчастной? — хрипло проговорила мадам Мелинкофф. — У нее было все. Мир был у ее ног. Она была звездой. На каждом ее спектакле театр был забит до отказа. У театральной кассы происходили самые настоящие побоища. Ее зарплата росла с каждым годом, у нее были автомобили, драгоценности, красивый дом. С чего ей быть несчастной?
— Именно это я и хотела бы знать, — пробормотала я. — Я не понимаю.
— И я тоже, — голос мадам Мелинкофф дрогнул. Повинуясь охватившему меня порыву, я вскочила и опустилась на колени возле ее ног.
— Прошу вас, помогите мне, — взмолилась я. — Только вы в состоянии помочь мне. На свете нет ни одного человека, у кого я могла бы узнать о ней, никто даже не будет разговаривать со мной о ней.
На какое-то мгновение в комнате возникло напряженное молчание, потом мадам Мелинкофф медленно подняла руку и положила ее мне на плечо.
Я сняла шляпку, но так и осталась возле ее ног, продолжая смотреть ей в глаза. Я поняла, что она приняла меня, что между нами установилось взаимопонимание и что она не прогонит меня.
— Бедная девочка, — проговорила она. — Ты тоже страдаешь! Рано или поздно — мы все приходим к этому.
— Помогите мне, — прошептала я.
— Ты действительно хочешь узнать о Наде? — спросила она.
— Да, — ответила я. — Поверьте, я стремлюсь к этому не из эгоистических побуждений. Но пока человек, за которого я выхожу замуж, не будет относиться ко мне с полным доверием, ни он, ни я не увидим счастья.
— Филипп очень сильно любил ее, — сказала мадам Мелинкофф.
— А она любила его? — спросила я.
— Она любила его, — повторила она. — Вокруг нее было огромное количество мужчин, которые горели желанием играть более, важную роль в жизни Нади, которые страстно, чуть ли не до безумия, любили ее. Но стоило ей увидеть Филиппа — и другие мужчины перестали существовать для нее. Я не раз говорила ей: «Он такой же мужчина, как все! Почему он так много значит для тебя? Почему ты испытываешь к нему такие чувства?», и всегда получала один и тот же ответ. Она поднимала на меня свои большие темные глаза и говорила: «Он часть меня, я не могу жить без него. Ты не понимаешь, но уверяю тебя, это правда. Он часть меня, а я — часть его».
При этих словах меня охватила дрожь. Неужели они оказались пророческими? Очевидно, это так.
— Расскажите еще, — попросила я. — Расскажите мне все. Как начинала ваша дочь? Почему она пошла на сцену? Она была русской? — На последнем вопросе я сделала особое ударение.
— Русской? — переспросила мадам Мелинкофф. — О нет! Отец Нади был индусом. Неужели вам об этом не говорили? Он был принцем, принцем Раджпутской династии. Он был очень смугл и красив. Надя пошла в него. У него были замечательные глаза, которыми он завораживал всех, кто смотрел на него. Он и меня заворожил — меня, дочь белых родителей, которые считали всех индусов отбросами общества, грязной расой, пригодной только для того, чтобы быть рабами.
— И вы убежали с ним? — спросила я.
— Я любила его, — просто ответила мадам Мелинкофф. — Мы путешествовали по Индии, потому что мой отец был назначен бухгалтером лесоперерабатывающего треста в одну из северных провинций. В то время я была молода: мне еще не исполнилось восемнадцати. Я как сейчас вижу себя — самоуверенная, не сомневающаяся в своем будущем. Я была красива, обладала приятным голосом и умела танцевать те самые элегантные танцы, по которым сходила с ума вся Англия и которые считались очень модными. Я часто с удовольствием развлекала гостей отца, хотя, думаю, большинство англичан, живших в Индии, считали это недостойным занятием для юной девушки.
И вот я встретила своего принца. Я не собираюсь рассказывать тебе об этом — ведь это было так давно, к тому же ты хочешь узнать о Наде, а не обо мне. В моей жизни было шесть месяцев — шесть восхитительных месяцев, о которых я никогда не жалела, даже тогда, когда мне пришлось расплачиваться за них все последующие годы. Надя родилась в миссионерском поселке. Сам проповедник и его жена относились ко мне с презрением и отвращением. Придя в себя и набравшись немного сил, я взяла свою дочь и двинулась домой. К счастью, у меня были кое-какие деньги — не много, но вполне достаточно — и драгоценности, которые подарил мне мой принц. Когда я вернулась в Англию, я поняла, что я такой же изгой, как любой индус из касты «неприкасаемых». Мои родственники отвернулись от меня. Хотя Надя была очаровательной малышкой, одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть, что это дитя родилось от родителей разных национальностей.
Я жила почти впроголодь. Временами меня охватывало такое страшное отчаяние, что хотелось взять Надю и броситься с ней в реку. Наконец, когда я уже потеряла всякую надежду, меня выручила моя внешность и мое умение танцевать. Я получила работу на сцене. Меня взяли в хор, но прошло некоторое время, и я стала постепенно, очень медленно, перемещаться из последнего ряда во второй, потом — в первый. Потом мне дали роль, в которой было всего несколько реплик, потом я стала исполнять небольшие сольные партии.