Чёрная река
Шрифт:
— Барон Абсем — рыцарь, благородный человек, — напомнил Кертис. — Если пообещать ему прощение и возвращение всех привилегий связанных с титулом, прирастить лен за счет ничейных или герцогских земель…
— Чепуху говоришь, — отмахнулся Просперо. — Попробовать, конечно, можно, но человек почувствовавший вкус больших и легко достающихся денег никогда от них не откажется.
— Согласен, — брякнул Конан. — А если Биркарт занимается разбоем не ради золота, а ради острых ощущений которых ему недостает в обычной жизни? У меня складывается впечатление, что в деле с Биркартом из Абсема все обстоит именно так. Поручите ему рискованное
— Обещание потом придется выполнять, — прохладно ответил Просперо. — Я дворянин, и дорожу своим словом. Кертис?
— В целом, я согласен с сотником, — кивнул граф. — Легенду Пуантена на обычный крючок не поймаешь, да и Конан Канах знает о чем говорит. Ормеа достаточно рассказала мне о его подвигах на Полуденном побережье. И наша уважаемая гильдейская кабатчица уверяла, что золото интересовало Амру-льва в последнюю очередь. Прежде всего — приключения?
— Примерно так, — Конан мысленно сплюнул. Разболтала все-таки! А ведь у пиратов первой добродетелью считается умение держать язык за зубами!
— Амра-лев? — не понял Просперо. — Кто это?
— Месьор Конан из Киммерии, который сидит прямо перед тобой, — сказал Кертис. — В относительно недавнем прошлом — пират. Пять рейдов в Стигию, представляешь?
— Девять, — буркнул варвар.
— Интересный ты человек, Конан из Киммерии, — развел руками герцог. — Хорошо, о твоем предложении насчет Биркарта мы подумаем. А заодно и о других… гм… способах найти лишние деньги. Отправляйся в Тусцелан, если понадобишься — мы тебя известим.
Киммериец встал с табурета, поклонился и направился было к двери комнаты. Остановился, заслышав возглас его светлости:
— Постой! Совсем забыл!
Герцог вскочил, подошел к огромному сундуку стоявшему у стены, открыл и достал оттуда кожаный кошель. Не слишком большой, но и не маленький.
— Возьми, — Просперо протянул кошель варвару. — Треть тебе, еще треть — сотнику Рагнару как жалование, оставшаяся треть в казну Тусцелана.
Выйдя на улицу Конан развязал ремешки на мешочке из воловьей кожи, высыпал на ладонь несколько монет и едва не поперхнулся холодным весенним воздухом. Кошелек был наполнен «фениксами» — один такой кругляш с рельефным символом святого Эпимитриуса, возрождающейся из пламени птицей, можно было разменять на целых двадцать золотых кесариев! Монета была отчеканена из сплава золота и платины и считалась самой дорогой в Аквилонском королевстве. Щедр наследник короны Пуантена, сказать нечего…
Всего Конан насчитал двадцать одного «феникса», значит киммерийцу причиталось сто сорок кесариев — треть… Ого!
Первым делом варвар пошел к меняле и обратил тяжелые монеты в звонкое серебро и золотые кесарии. Вернулся в «Синего ястреба», выделил из своей доли десять золотых монет Риго (он хотел купить книги в лавке переписчика), а остальное припрятал. В конце концов Рагнару скоро придется рассчитываться с нордлингами, деньги в Тусцелане очень пригодятся!
Рагнар куда больше обрадовался золоту, чем неожиданному повышению в чине, хотя звание полутысячника было очень весомым: выше только непосредственно тысячник и легат, а еще выше центурион гвардии и легат гвардии короля.
Итого, четыре ступени до сияющих вершин. Недоступных ступени.
Командир
Рагнар был честным воякой, хотя и мечтал в отдаленном будущем жениться на какой-нибудь не слишком уродливой вдовушке (можно с детьми), купить небольшой надел земли в Гандерланде или даже Пуантене (там потеплее), и зажить себе в свое удовольствие — в конце концов новоиспеченному полутысячнику было всего пятьдесят два года. Возраст достойный уважения, но полагать его «старостью» никак нельзя!
Не взирая на мечты, Рагнар положил в казну форта не только причитающуюся от герцога треть, но и половину собственного жалования: на всякий случай. Потратить не получится — заберет обратно. Сразу выдал Хальвдану, конугу асиров, большую долю серебра. Предусмотрительный Конан заранее наменял — знал, что нордлинги не слишком уважают золото, предпочитая ему исключительно серебро. Странный народ.
Вернувшись в Тусцелан Конан сразу задал Рагнару вопрос, интересовавший его более всего: где Эмерт? Выяснилось, что беспокоиться не о чем — боссонец тем памятным днем благополучно добрался обратно, на следующее утро уехал в Мосаман и вскоре вернулся. Где он сейчас? Да наверняка в безымянной таверне, где ж еще!
Пикты? Не беспокоят. Появлялись пару раз на противоположном берегу, их отпугнули лучники, троих или четверых подстрелили. Нечего было показываться на открытом пространстве. Магия? Да никакой магии… Скучно, как и всегда.
По приказу Рагнара в лесу на Восходе начали рубить огромные сосны — заготавливать бревна для строительства, предполагалось добавить к форту еще несколько укреплений за которыми можно будет построить дома и разместить в Тусцелане еще несколько десятков человек, да еще новые конюшни и склады. Больше никаких новостей, жизнь течет размеренно и привычно.
Риго, за исключением времени проведенного за мечным боем с Сигвальдом и прочими ратными упражнениями, в последующие дни откровенно бездельничал — по крайней мере так полагал Конан. Пуантенец накупил в Велитриуме аж целых шесть дорогущих книг и еще два десятка свитков, потратив на них все свои деньги вместе с золотом, которым одарил его киммериец, никогда не отличавшейся жадностью. Прибыв в Тусцелан Риго облюбовал себе местечко на чердаке общинного дома, где жил вместе с Конаном, Эмертом и остальными, и все свободное время проводил за старыми пергаментами, усевшись на кучке прошлогоднего сена возле отдушины выводящей на солнечную сторону.
— Ваша милость? — Конан не переставал называть пуантенца «графом Риго», а если тот обижался, утверждал, что если прозвище прилипло однажды, то теперь от него не отделаешься. Риго смирился. — Ты очень занят? Можешь помочь на конюшне?
Киммериец забрался по скрипучей лестнице на чердак и воззрился на увлеченного пуантенца вцепившегося в толстенный и весьма потрепанный фолиант.
— Что на конюшне? — не отрывая глаз от потрепанных страниц осведомился Риго.