Чёрная сова
Шрифт:
И сразу же увидел белую сову! Крупная, головастая и нахохлившаяся, она сидела на конце шеста, не обращая внимания на дым, и лупала большими круглыми и зрящими глазами. Она явно видела Терехова и не улетала! Скорее всего, никогда не встречалась с человеком, не боялась его, а горячая труба и вовсе её привлекала. Показалось, что она греется возле неё, поворачиваясь то одним боком, то другим.
Наблюдая за ней, Андрей сначала даже забыл, зачем вышел, и лишь спустя несколько минут стал озираться — Алефтины нигде не было. Серенький, блёклый рассвет не в силах был выдавить темень из леса и каменистых обрывов; он едва побелил заснеженные
В тот момент Терехов ещё не встревожился, к тому же отвлекала любопытная и безбоязненная сова. Он вернулся в чум, чтобы одеться, и уже задней мыслью отметил, что на ночной пороше нет никаких следов, за исключением его собственных, ещё вчерашних, когда он валил сушняк и таскал чурки. Если бы спутница вышла на улицу несколько часов назад, следы бы всё равно остались, хотя бы на утоптанной площадке возле чума или на гусеничной дорожке снегохода. Их бы наполовину занесло снегом, но характерные отпечатки торбасов на плоской подошве всё равно бы остались. Дальше лежали целинные, нетронутые снега, глубиной уже около метра, и от всякого передвижения был бы не след — глубокая борозда, лоток. Единственные лыжи, что Терехов взял с собой, лежали привязанными к нарте.
Когда он оделся и снова вышел из чума, все умозаключения подтвердились. Затаиться и спрятаться тут негде, разве что улететь по воздуху. Последняя надежда, что Алефтина ушла по следу снегохода назад, спустившись на лёд озера, не подтвердилась: широкая гусеница машины не так и плотно прессовала снег, отпечатывая характерный рубчатый рисунок, как контрольно-следовую полосу.
К этому времени день истаял, сумрак выдавил из пространства остатки света, и сразу же начался ветер, особенно на озёрном просторе. Терехов взял фонарик, ещё раз, увязая в снегу, просмотрел след снегохода — нет, чисто! Словно на крыло поднялась и умчалась!
Он опомнился, глянул на чум — белой совы не было. Мистический ужас погнал лёгкую позёмку от затылка к спине, однако Андрей отмёл его: чудес не было и быть не могло! Скорее всего, он чего-то не заметил, упустил какую-то важную деталь. В гору на плато спутница пойти не могла: без лыж нереально, снег ещё не спрессованный ветрами, рыхлый, а в долганском наряде по убродному снегу далеко и тем паче бесследно не уйдёшь. Значит она каким-то образом спустилась на лёд, продутое ветрами поле битого и промороженного хрусталя, где следов не остаётся, как на воде. Может, опять ушла кататься? Навернулась же она грудью, и так, что образовались затвердения...
Воспоминание о ночном бреде, а он уже был уверен, что это был бред, опять навеяло холодок мистики, которая в этом случае была неуместной, вредной и даже опасной: только начни верить в чушь — подымется волна паники и мозг разнесёт в прах. Конечно же, Алефтина из-за своей самоуверенности вышла на лёд. Возможно, мягкие торбаса вовсе не оставляют следов, к тому же, гусеничная дорожка за ночь промёрзла и окрепла. Вышла, а там ветер! Она же и так неустойчиво ходила со своим синдромом, наверняка упала — и её могло унести, укатить по льду, поскольку большеватая оленья малица здорово парусит, при хорошей метели будет с ног валить.
Терехов отцепил нарту и запустил снегоход. Сразу же врубил дальний свет и съехал на лёд. Для начала он заложил круг в пару километров
Он проехал километров девять по ветру, когда заметил среди льда каменный остров, от которого в обе стороны к берегам тянулись снежные заструги. Ловушка для унесённых ветром была надёжной! Терехов проехал вдоль неё до острова, затем до противоположного берега, а это ещё километров шесть, и тут двигатель взревел на высоких оборотах и заглох. Снегоход прокатился несколько метров и встал. Только сейчас Андрей вспомнил, что не заправил машину, и это верный признак, что кончилось топливо. Для убедительности он глянул на приборы, потом посветил фонарём в бак — пусто...
А к вечеру потеплело градусов до пяти мороза, и ветер набирал силу, причём, если всё время дул в спину, то теперь будет встречным. Он прикинул, как далеко уехал от чума и нарты с бензином, получалось по прямой — километров пятнадцать, если не больше. И сразу же определил направление — идти против ветра, постепенно прижимаясь к своему берегу.
Озёрная долина, врезанная в горный массив плато, была ещё и руслом воздушных потоков. Здесь наверняка летом гудели шторма, а зимой свирепствовали метели, и дыхание Ламы было дыханием его ветров. Утеплённые сапоги с рубчатой пластиковой подошвой нормально держали чистый лёд, но сухая снежная позёмка только напоминала с виду соль, на самом деле становилась скользкой прокладкой. Чтобы не падать, приходилось идти, как на лыжах, не отрывая ступней, и это сильно сбавляло скорость. Он в буквальном смысле брёл по льду, как бредут по воде, и ещё при этом надо было успеть пригнуться, встать в бойцовскую стойку, дабы принимать удары порывов ветра, иначе сшибёт с ног и укатит назад.
Теперь он был уверен, что чёрную сову ночью унесло, и она где-то борется со стихией на ледяном поле. И надо же случиться такому, что он впопыхах выехал со стана, не проверив топливо, что делал всегда. Одна ошибка — и бездарно потеряно много часов!
Он не боялся, что Алефтина замёрзнет: в оленьем наряде да в такую погоду можно спать в снегу. Иное дело — выбьется из сил, впадёт в отчаяние, а тут ещё шалит вестибулярный аппарат, похмельный синдром... В любом случае её придётся искать, бороздя всё пространство ледяного поля вдоль и поперёк, сама она не вернётся. Утешало единственное: прихватив канистру с бензином, на обратном пути можно было встать на лыжи-голицы и лететь по ветру, как на крыльях.
Иногда встречный напор ветра ослабевал, Терехов прибавлял шагу и пробовал бежать, однако улёгшаяся позёмка тотчас же опрокидывала на лёд. А любое падение выбивало из ритма и отнимало силы.
За первые два часа он кое-как вышел к своему берегу и сошёл с голого льда на заснеженную полосу припая. Здесь можно было идти нормальным шагом и всё равно с осторожностью, потому что часто попадали заметённые торосы, плавник и камни. Попутно он продолжал искать Алефтину, освещая фонариком все тёмные предметы, если они напоминали лежащего человека. Но всё оказывались вмороженные топляки и продолговатые булыжники.