Черная тропа

Ларссон Оса

И в тот момент, когда она об том подумала, на лужайке появилась Эстер, которая бежала, высоко поднимая колени.

В обеденное время в четверг Анна-Мария отперла дверь своего дома и сказала: «Привет, мой дорогой домик!» Сердце ее порадовалось, когда она увидела, что в кухне прибрано после завтрака и даже стол протерт.

Она положила в тарелку кукурузные хлопья, налила молока, намазала себе бутерброд с паштетом и набрала номер судмедэксперта Ларса Похьянена.

— Ну что? — спросила она, не представляясь,

едва он снял трубку.

На другом конце раздался такой звук, словно ворона застряла в трубе дымохода. Надо было знать Ларса Похьянена, чтобы понять, что он просто засмеялся.

— Погонялка.

— Дай погонялке то, что ей нужно, и она от тебя отстанет. Так от чего умер Эрьян Бюлунд? Сам повесился, или…

— Тебе, понимаешь ли, нужно, — заскрипел недовольно Похьянен на другом конце провода. — Что у тебя за коллеги такие недоделанные? Вы должны были послать его мне на вскрытие, когда обнаружили. Странно, что полицейские сами так плохо соблюдают правила. Только требуют этого от других.

Анна-Мария сдержалась и не стала объяснять, что полицию не пригласили на место, поскольку врач, то есть один из коллег Похьянена, презрел правила, написав в свидетельстве о смерти «инфаркт» и отдав тело похоронному бюро без всякого вскрытия. Главное сейчас — не доказать свою правоту, а чтобы Похьянен был в хорошем настроении.

Она пробормотала нечто невнятное, что можно было истолковать, как извинения, и предоставила Похьянену возможность сказать то, что он собирался сказать.

— Ну ладно, — продолжал врач более мягким тоном. — Очень повезло, что его похоронили зимой, изменения в мягких тканях шли медленнее. Хотя сейчас, когда он оттаял, дело пойдет быстро.

— Угу, — пробормотала Анна-Мария и откусила от своего бутерброда.

— Понимаю, что это приняли за самоубийство — внешние повреждения указывают на то, что человек повесился сам. Вокруг шеи была затянута петля… его ведь уже сняли, когда его осматривал врач?

— Да, его сняла жена. Она хотела избежать огласки. Эрьян Бюлунд не последний человек в городе. Проработал в газете тридцать лет.

— Тогда сложно оценить, совпадают ли повреждения с тем, как… кхе-кхе… как он висел… кхе-кхе…

Похьянен прервал свой отчет и прокашлялся.

Анна-Мария держала трубку на расстоянии, пока он кашлял. Она могла есть, одновременно обсуждая трупы, но вот от таких звуков у нее пропадал аппетит. И он еще будет говорить о том, что полицейские не соблюдают правила! Сам врач, а курит, как кочегар, несмотря на операцию по поводу рака гортани, которую ему сделали несколько лет назад.

Похьянен продолжал:

— Первые подозрения возникли у меня еще при поверхностном осмотре. В соединительной ткани глаз обнаружились кровоизлияния. Крошечные, как укол булавкой. А затем повреждения внутри — кровоизлияния на разных уровнях, в гортани и в мышцах.

— И что?

— Если человек повесился, то кровоизлияния имеют место только под петлей и вокруг нее, не так ли?

— Да-да.

— Но здесь кровоизлияния

слишком большие и обширные. И к тому же мы имеем перелом щитовидного хряща и подъязычной кости.

Похьянен замолчал, словно закончил и собирался положить трубку.

— Подожди-ка, — поспешно проговорила Анна-Мария. — Какие выводы ты можешь из всего этого сделать?

— Что его задушили, само собой. Эти внутренние повреждения в гортани — их не бывает, когда человек повесился. Предполагаю, что его задушили. Вручную. Кроме того, он перед тем выпил. И приличное количество. Я на твоем месте проверил бы жену. Они иногда пользуются случаем, когда мужик пьян до бесчувствия.

— Это не жена, — возразила Анна-Мария. — Тут дело куда масштабнее.

* * *

Маури Каллис увидел, как Эстер пробежала по лужайке. Она кратко кивнула Ульрике и Эббе и продолжила свой бег в сторону небольшого леска, отделявшего новые мостки от старых. Обычно она бегала этим путем, по узенькой дорожке, ведущей к старым мосткам, у которых стояла моторная лодка егеря Маури.

Странное впечатление производила эта помешанность на тренировках, которая сменила ее увлечение живописью. Эстер читала о белках и о том, как нарастить мышцы, поднимала штангу и бегала по нескольку раз в день.

Самое удивительное — казалось, она бежит с закрытыми глазами. Похоже, для девушки это было что-то типа полосы препятствий. Научиться бегать, не налетая на деревья. Научиться находить тропу ногами, ничего не видя.

Он вспомнил один случай, который произошел не так давно. На ужин были приглашены двоюродные сестры Эббы, Инна и Дидди с женой и маленьким принцем. Эстер недавно переехала в мансарду, и Инна уговорила ее прийти поужинать с ними. Сестра пыталась отговориться.

— Я должна тренироваться, — сказала она, глядя в пол.

— Если ты не будешь есть, твои тренировки пройдут впустую, — сказала Инна. — Пойди сделай свою пробежку, а потом приходи поесть с нами, когда закончишь. Когда поешь, можешь нас оставить. Никто не заметит, что ты ушла чуть раньше.

В разгар ужина — с накрахмаленными льняными салфетками, свечами в высоких канделябрах и серебряными приборами — к столу вышла Эстер. Волосы у нее были мокрые, все лицо исцарапано, в двух местах продолжала сочиться кровь.

Эбба представила ее своим родственникам. С белым лицом, но с улыбкой произнося слова типа «художественная школа» и «выставка в галерее Ларса Зантона».

Инна едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться.

Эстер поела в сосредоточенном молчании, с окровавленным лицом, кладя в рот слишком большие куски и так и не притронувшись к салфетке, лежавшей рядом с ее тарелкой.

Когда после ужина они вышли покурить на веранду, Дидди сказал:

— Я видел, как она бежит через рощу с завязанными глазами. От того она такая расцарапанная.

— Зачем она это делает? — спросила одна из кузин Эббы.

— Потому что она сумасшедшая? — высказал предположение Дидди.