Черная вдова
Шрифт:
Сказал так, что она поверила - может.
– Свои как-то лучше, - ушла она от темы.
До Львова домчались менее чем за час. Подкатили к гостинице "Верховина", что на проспекте Ленина. Лиц людей, сопровождавших их на "Жигулях", Орыся так и не увидела: Сергей Касьянович сразу повел ее в вестибюль. А там...
Дежурный администратор вел себя с Бароном так же, как метрдотель "Старого дуба". Через десять минут Сергей Касьянович уже вводил ее в роскошный трехкомнатный "люкс" с коврами на полу и цветным телевизором.
Орыся не переставала удивляться могущественности своего "похитителя", как она мысленно называла Барона. И как ему удалось получить номер без всяких паспортов? Ведь у нас и шагу нельзя ступить, пока не удостоверятся, кто ты такой.
В уютный номер не проникал шум с улицы. Мягкий свет торшера освещал столик, играя в гранях хрусталя и золоте напитков.
Они сидели на диване рядом. Барон взялся за коньяк.
– Нет-нет, - запротестовала Орыся.
– А шампанское?
– Немного.
– Как хочешь, - посмотрел на нее Сергей Касьянович.
И снова у нее от этого взгляда тревожно забилось сердце, как там, в "Старом дубе".
Выпили. Он - коньяк, она - шампанское.
Ела Орыся с удовольствием: уехала из Трускавца голодная, да еще дорога.
Наверное, уют и роскошь помещения ее расслабили. Вино, впрочем, тоже. Она почти не уловила момента, когда сильные, железные руки Барона прижали ее тело к своему, отыскали грудь, бедра, а губы жадно потянулись к ее губам.
И тут, словно опомнившись, она резко оттолкнула Барона. Началась борьба, безмолвная, грубая и жестокая. Пощечина еще больше озлобила Орысю, и она вцепилась ногтями в его лицо, не чувствуя дальнейших ударов...
Тяжелая золотистая портьера, трюмо с деревянными завитушками, идиллический пейзаж в багетной рамке на противоположной стене - вот что увидела Орыся, проснувшись.
И вспомнила.
Ругать она себя не стала: сама отлично знала, зачем привез ее Барон в эту гостиницу. При воспоминании о нем она зачем-то повыше натянула на себя одеяло. Прислушалась.
В номере стояла тишина.
"Где же он?" - с каким-то беспокойством подумала она: неизвестность пугала.
Телу что-то мешало. Комбинация... Вернее, то, что от нее осталось, лохмотья.
Орыся откинула одеяло, хотела встать. Что-то упало на коврик возле кровати.
Два целлофановых пакета. Ярких, с надписью на иностранном языке. В одном было нижнее белье, в другом - платье. Изумительное, нежно-сиреневое, с люрексом.
Ее платье валялось на стуле с оторванным рукавом.
Орыся приложила к себе обновку, посмотрелась в зеркало. И цвет и фасон - все к лицу.
Она пошла в ванную, привела себя в порядок, сделала прическу, размышляя, куда мог запропаститься Сергей Касьянович. И не успела выйти в гостиную, как появился он в длинном кожаном пальто и мохнатой лисьей шапке. На щеке алела царапина - след ее ногтей.
Барон прошелся по ней взглядом, улыбнулся, довольный.
– Я немного погорячился, - сказал он, раздеваясь.
– А ты мне такая бешеная еще больше понравилась.
– Чем?
– спросила она немного кокетливо.
Барон хмыкнул и не ответил. Потом уже, когда они сидели за доставленным из ресторана завтраком, пояснил:
– Запретный плод - он всегда слаще.
– И без всякого перехода вдруг заявил: - В ресторане ты больше работать не будешь.
– Как это?
– вырвалось у Орыси.
– Вот так!
– коротко бросил он.
Орыся поняла, что спорить бесполезно. И опасно: ей вспомнился рассказ Хорунжей о том, как поступили с мужем Зофьи.
После завтрака Сергей Касьянович предложил покататься по городу. Когда вышли на улицу, мела метель, а Орыся была в легком пальто.
– Холодно, - передернула она плечами, поскорее забираясь в машину.
– Согреем, - пообещал Барон.
Орыся не придала значения этому замечанию. Он остановил "Волгу" возле универмага и попросил немного подождать. Вернулся минут через пятнадцать с большим свертком. Когда она развернула его в гостинице - ахнула. Это была норковая шуба...
Во Львове они пробыли три дня. Обошли чуть ли не все рестораны. Орыся устала от этого загула. Пить она не любила и не умела, а приходилось, хотя бы понемногу. Хмель был не в радость, только болела голова.
Потом Сергей Касьянович отвез ее в Трускавец и, прощаясь, предупредил:
– Чтобы ни одного мужика! Узнаю - наше следующее свидание будет на том свете!
Кончался февраль, а зиме, казалось, не будет конца. Обычно в это время в Трускавце уже сходил снег, а тут морозы доходили до двадцати пяти градусов, бушевали метели, скреблись в окна сухими снежинками, и под их шелест сладко спалось в теплой комнате. Как и в тот день, когда прикатила на собственном "Москвиче" Наталья Шалак - двоюродная сестра Орыси.
– Вставай, барыня!
– разбудила она хозяйку и показала на часы: было около полудня.
– Скоро темнеть начнет, а ты еще в кровати.
– Наталка! Ты?
– Орыся спросонья протирала глаза, не понимая, наяву перед ней сестра или снится.
– Откуда? Какими судьбами?
– Прямиком из Криницы... По твою душу, - ответила Наталья, расстегивая пальто, но почему-то не снимая его.
За Натальей стояла тетя Катя и умиленно глядела на Орысю.
– Подымайся, подымайся, милая, - кивала она.
– Завтрак уж на столе. Откушаешь вместе с гостьей.