Чёрная звезда
Шрифт:
Пьянства без причины она не любила. Выпить, если с радости, можно и даже нужно, но ничего особо хорошего покуда не произошло. И хитрый Харим ей очень не нравился. Что ему здесь? Раз бутылками звенит, значит что-то надо. Что же?
– А Киса ушла, – захохотали шуршуны, сами собой добрые, весёлые, счастливые. – Вина-то, дура, не пьёт, ну и ушла…
– Я вам покажу дуру! – рявкнула Остроглазка, но они не услышали.
От скверного после проигрыша настроения не осталось и следа. А что – Красный глаз светит, славный город Подземск покамест стоит, крыша над
– Смотреть на вас тошно, вот она и ушла, – вконец обиделась Остроглазка. – В общем, закругляйтесь, хорош! Даром что в тесноте живём, так не хватало ещё, чтобы в обиде. Надо не винище жрать, а обустраиваться. Ишь грязь развели… Эй! – Это относилось уже к Лосю. – Что столбом встал? Неси воды. Эх, мужики, толку от вас…
Кончилось тем, что обессилевшего Славку отправили спать; Лось, Стригун, Остроглазка и Соболюшка взялись отскребать пол, а Харим, Атрам, Кудяня и Кресяня с недопитыми бутылками убрались в коридор. А затем на небе погас Змеиный глаз, тускло засветились облака, и настала здешняя ночь, и на ночь-то не похожая…
Утро встречали кто как. Славко – вполне бодрым и здоровым; Лось, Соболюшка, Остроглазка и Стригун – в чистоте, с сознанием хорошо исполненного дела. Атрам, Кресяня и Кудяня поднялись жалкие, бледные, снова ставшие похожими на живых мертвецов. Харим и Снежка по-прежнему не показывались.
– Что надумал, Странник? – спросил Стригун за завтраком. – К навигатору этому в порт пойдёшь?
Завтрак был не ахти какой. Хлеб, колбаса, кипяток, однако ели со вкусом. Одной Остроглазке кусок в горло не лез – переживала за рысь.
– Пойду, – кивнул Славко. – Надо же поговорить. Всяко лучше, чем у моря погоды ждать.
– Тогда я с тобой, – обрадовался Стригун. – Мало ли что. Один в поле не воин. А уж в порту!
На душе сразу стало легко и свободно. Как всегда, когда воцаряется ясность. А ещё для Стригуна жизнь не жизнь была без опасности и приключений, и вот они, пожалуйста, ждут впереди.
– Ладно, – тоже вроде обрадовалась Остроглазка. – А мы устроим, – она взглянула на Соболюшку, – какую следует стирку. Ты ведь подсобишь, милый? – Она подняла глаза на Лося, взгляд посуровел. – Доешь, и айда за водой. Стирка же!
Стригун и Славко шли узкими улочками, направляясь в порт. Слева и справа открывались лавки и лабазы, грохотали колёса, слышались голоса покупателей и зычные крики зазывал. Привычная утренняя городская суета… Однако что такое настоящая суета, Стригун и Славко поняли, только очутившись в порту. Там, невзирая на раннее время, всё пребывало в движении: по-змеиному свивались канаты, причаливали-отваливали суда, натруженно скрипели повозки, в стороне лупили пойманного с поличным воришку… А над всем этим висел, сгущался, становился ощутимо плотным запах моря, запах протухших яиц.
Самым впечатляющим было обилие крыс. И мёртвых, и ещё живых. Причём
– Весело, – оценил обстановку Стригун и, будто старому знакомому, кивнул слепому попрошайке. – Браток, плавучую «Пучину» не видал?
– Греби налево, не ошибёшься, – на мгновение прозрел тот и бойко протянул ладонь. – Подайте убогому на пропитание!
– Ты вот у него попроси, – указал Стригун на небесный глаз и тоже оскалил зубы. – Поможет небось.
И они пошли по пирсу в разные стороны: Славко со Стригуном налево, а убогий, опираясь на палку, заковылял направо.
– Подайте, добрые люди, с детства увечному. Благодарю тебя, госпожа. Дай боги счастья тебе, господин… А ну лапу убери, гнида! Кучерявому я уже заслал!..
Пройдоха с палкой не обманул. «Пучина» в самом деле покачивалась у самого края пирса. Место было мрачное, грязное и разрушенное – трухлявые брёвна, гнилые канаты, завалы железа и камней. Тут же кособочились какие-то сараи, избушки на курьих ножках, подобие клетей. Даже днём, при свете Змеиного глаза, следовало хорошенько подумать, прежде чем сюда забредать. Зато «Пучина», пришвартованная бортом к пирсу, была сущее загляденье. Чтобы её оценить по достоинству, даже не требовалось понимать в стальных кораблях. Ладная, чистая, отливающая благородным серебром… И впрямь – исполинская рукотворная рыба, готовая принять в бездонное чрево и грузы, и людей.
– Странно, – прищурился Стригун, нахмурился, покачал головой. – Ни разгрузки, ни погрузки, а у стенки торчать удовольствие не из дешёвых. Ох, не нравится это мне!
Действительно, по соседству с «Пучиной» не было видно ни повозок с грузами, ни распорядителей работ, ни обливающихся потом утомлённых носильщиков. Только возле сходней стоял вооружённый матрос, мял зубами жевательную смолку и далеко сплевывал в воду. На гладко выбритом усатом лице была написана скука.
– Нравится не нравится, а идти надо, – пожал плечами Славко, – от разговора не убудет. И навряд ли этот навигатор замышляет что плохое, чую, у него какой-то свой интерес… Ну ладно, пошёл я. Надеюсь, что не надолго…
– Давай, – бодро подмигнул ему Стригун, отошёл в сторонку и принялся наблюдать.
Вот Славко не спеша направился к сходням, вот у него что-то спросил матрос, вот появился вахтенный начальник и пригласил гостя на борт… Протопали по палубе шаги, лязгнула дверь… и снова глушь, вонь, недобрая тишина, угрюмо сплевывающий сквозь зубы матрос.
«Ну ладно, пока вроде порядок…» – успокоил сам себя Стригун, порывисто вздохнул и, ощутив зов природы, скрылся за мусорной кучей. Но едва взялся за гашник, как понял, что успокоился рано. В поясницу кольнуло острие ножа, а над ухом раздался грубый, будто железом по точилу, голос: