Чернее черного. Весы Фемиды
Шрифт:
Три женщины шевельнулись на своих стульях.
– Откуда они появились?
– Да откуда мне знать! Хотя нет, я знаю, потому что слышала, как хлопнула дверь. Они были в других трех кабинках.
– Все трое?
Аллейн взглянул на женщину-сержанта:
– Итак?
– Мы хотели взглянуть на Карбо, сэр, – признала та. – Он был совсем рядом. Пел.
– И полагаю, вы, все трое, залезли на сиденья.
– Сэр.
– Попозже поговорим. Садитесь.
– Сэр.
– Ну хорошо, миссис Кокбурн-Монфор, что произошло следом за этим?
Оказалось, у кого-то нашелся фонарик,
– Фонарь был у вас? – спросил Аллейн женщину-сержанта. Та подтвердила, что да, у нее. Миссис Кокбурн-Монфор продолжала вопить, в парке и в доме слышался шум. Потом зажегся свет.
– И вот эта женщина, – миссис Кокбурн-Монфор показала на сержанта, – да-да, вот эта самая. Вы знаете, что она сделала?
– Видимо, хлопнула вас по щеке, чтобы вы замолчали.
– Да как она смела! После всего, что я пережила. Еще и орала на меня, приставала с вопросами. А потом имела наглость заявить, что не может век здесь торчать, и оставила меня на этих двух. Хотя, должна сказать, у них-то хватило такта дать мне таблетку аспирина.
– Очень этому рад, – учтиво отозвался Аллейн. – Теперь я задам вам вопрос, а вы постарайтесь ответить на него как можно точнее. У вас сохранилось какое-либо впечатление о внешнем облике этого мужчины? Все-таки некоторое количество отраженного света, проникавшего через окошки вверху, здесь было. Удалось ли вам увидеть его, хотя бы на миг?
– О да, – совершенно спокойным голосом сказала она. – Да, удалось. Это был черный.
– Вы в этом уверены? Уверены по-настоящему? – спросил Аллейн.
– Полностью. Я видела его голову на фоне окна.
– А это не мог быть, к примеру, белый человек в натянутом на голову чулке?
– Нет-нет. Мне кажется, чулок у него на голове и вправду был, хотя наверняка сказать не могу.
Она бросила взгляд на мужа и немного понизила голос.
– Кроме того, – сказала она, – я учуяла его запах. Если вы жили там, как мы, вы в этом не ошибетесь.
Муж ее что-то буркнул в подтверждение.
– Да? – поднял бровь Аллейн. – Насколько я знаю, мы производим на них такое же впечатление. Один мой друг, африканец, говорил мне, что прошел почти год, прежде чем он перестал впадать в полуобморочное состояние, оказываясь в лондонских лифтах под конец рабочего дня. – И прежде чем кто-либо успел вставить слово, продолжил: – Ну хорошо, тут появились наши люди, и я думаю, что начиная с этого момента мы вправе полагаться на их показания. – Он взглянул на Гибсона. – Вы не?..
– Нет, – сказал Гибсон. – Спасибо. Ничего. Мы отпечатаем изложение нашей недолгой беседы, мадам, и попросим вас просмотреть его и подписать, если оно вас устроит. Простите, что побеспокоили. – И добавил вполне предсказуемое: – Вы очень нам помогли.
Аллейну осталось только гадать, чего ему стоила эта рутинная вежливость.
Полковник, игнорируя Гибсона, отрывисто поинтересовался у Аллейна:
– Могу я наконец увести отсюда мою жену? Ей необходимо повидаться с доктором.
– Разумеется. Уводите. Как зовут вашего доктора, миссис Кокбурн-Монфор? Может быть, позвонить ему, попросить, чтобы подъехал к вам домой?
«Старушка» Крисси
– Спасибо, не стоит беспокоиться. Приятного вечера вам всем.
Аллейн подождал, пока они доберутся до двери, и только тогда сказал:
– О, кстати. Не показалось ли вам, что на этом мужчине была какая-то форма? Или ливрея?
Последовала долгая пауза, после которой миссис Кокбурн-Монфор ответила:
– Боюсь, что нет. Нет. Понятия не имею.
– И опять-таки кстати, полковник. Это ваша нюхательная соль?
Полковник уставился на него словно на сумасшедшего, затем перевел бессмысленный взгляд на пузырек в своей руке.
– Моя? – удивился он. – За каким дьяволом мне нюхательная соль?
– Это моя, – высокомерно сообщила его жена. – Послушать вас, так можно подумать, будто мы по магазинам воруем. Нет, правда!
Она взяла мужа под руку и прижалась к нему, с презрением глядя на Аллейна.
– Этот чудной Уиппл-как-его-там, представляя вас, мог бы и предупредить, что вы ищейка. Пойдем, Хьюги, милый. – И с этими словами миссис Кокбурн-Монфор величаво покинула комнату.
Аллейну потребовались весь его такт, терпение и умение настоять на своем, чтобы заманить Громобоя в библиотеку, небольшую комнату на втором этаже. Когда президент оправился от потрясения – наверняка, думал Аллейн, куда более сильного, чем позволил себе показать, – он обнаружил явную склонность провести расследование на свой собственный манер.
Положение сложилось весьма щекотливое. С точки зрения закона посольство представляло собой территорию Нгомбваны. Гибсон с его Специальной службой оказался здесь по приглашению нгомбванского посла, так что определить, насколько далеко простирались их полномочия в нынешних, созданных смертью посла замысловатых обстоятельствах, было далеко не просто.
То же самое, хоть и по иным причинам, можно было сказать, думал Аллейн, о его, Аллейна, нахождении здесь. Специальная служба имела большую склонность обделывать свои дела без чужого догляда. Настроение Фреда Гибсона в данную минуту определялось смесью сдерживаемого изо всех сил профессионального огорчения и личного унижения. В обычной ситуации он ни за что бы не начал расследование так, как теперь, а присутствие Аллейна в самом, так сказать, центре заповедной зоны деятельности Специальной службы придавало и без того деликатному положению почти гротескный оттенок. В частности, и потому, что случившееся убийство формально позволяло переложить груз ответственности на Аллейна, поскольку преступления подобного рода находились в ведении его отдела.
Гибсон разрубил этот узел, позвонив своему начальству и добившись, чтобы расследовать дело поручили ему и Аллейну вместе – разумеется, с согласия посольства. Однако Аллейн сознавал, что ситуация может в любую минуту стать еще более щекотливой.
– Похоже на то, – сказал Гибсон, – что мы можем продолжать, пока кто-нибудь нас не остановит. Таковы, во всяком случае, инструкции, которые я получил. Собственно говоря, и ты тоже, причем по трем причинам: твое начальство, твой отдел и личная просьба президента.