Шрифт:
Глава I. ДТП [наши дни]
Боль. Сильная боль в бедре. Включение авариек. Крики. Женщины. Они любят кричать. Причём в каждой ситуации крики совершенно разные. Но сейчас, наверняка, вскрикнул бы любой человек. Перешёл бы на повышенный тон, на нецензурную брань, вне зависимости от гендерной принадлежности. Неудачный пешеходный переход, прямо возле резкого поворота. Opel Astra. Синий. За рулем молодая женщина, благо, скорость была примерно 30–40 км в час. Видимо притормаживала, чтобы войти в поворот. Спустя мгновенье, я оказался на её капоте, вроде бы даже оставил вмятину. Весь удар пришелся в бедро. Больно. Чертовски
– Ты что придурок?! Ты какого хрена лезешь под колеса?! Послышались крики из открытого окна машины. Крики были яростные, но в них было что-то необычное, грубое, но тёплое, как летний град, среди ясного дня. Я не мог разглядеть черты её лица, так… только силуэт.
– Девушка! Возможно, вы не заметили, но я на нерегулируемом пешеходном переходе, где водитель обязан уступить. Это основы правил дорожного движения! – Стараясь сохранить контроль и совладать с эмоциями отвечал пострадавший.
– Да пошёл ты к черту! Будешь меня ещё учить. – отвечала она в той же кричащей манере и с тёплой, как ему казалось грубостью. Раз, ты стоишь на ногах – тогда всё нормально. Уйди с дороги!
Она хлопнула дверью и поехала дальше. Я лишь почувствовал запах бензина, выходящего из выхлопной трубы её машины. Я перешёл дорогу. Эту чертову октябрьскую ночь, я запомню надолго.
После небольшого ДТП, она была на взводе, но дождь, бьющий по машине, стремительно возвращал её в нормальное состояние. Она захотела поговорить с дочерью.
– Зачем ты звонишь, Тэсса?
– Я хочу поговорить с дочерью!
– Во-первых, посмотри на время, Тэсс! Она спит.
– Ну а во-вторых, что ты скажешь Миш?
– Да то, что ты променяла семью на другой член Тэсса! – Он сказал это чуть повышенным тоном, и в его словах были слышны обида и презрение.
– Ты знаешь, что это не так и знаешь почему я ушла! В её голове была хрупкость, словно осознание того, что она совершила ошибку, и что уже не вернуть всё то, что было ещё не так давно.
– Не знаю! Сказал он с яростью! Я что тебя мало трахал? Я не давал тебе внимания? Заботу? Я всегда открыт для экспериментов в сексе, ты могла сказать, чего тебе не хватает, мы нашли бы компромисс.
– Нет, не нашли бы Миш. В том-то всё и дело, ты всегда готов на эксперименты, ты всегда ведом и не готов доминировать. А я хочу, чтобы меня брали, чтобы я ощущала себя ведомой, а не ведущей. Когда мы впервые легли в постель, в те годы, всё это было, а потом так просто исчезло, и я могла это терпеть, но любому терпению приходит конец.
– Ох, Тэсс. Ты видимо забыла, тот день, когда Лида была в саду, я вернулся с работы рано, я набросился на тебя, это ведь именно то, о чём ты сейчас говоришь. Но ты испугалась, ты заплакала, и я больше не мог такое делать, потому что боялся и переживал за тебя, я старался давать тебе нежность и ласку, поэтому доминация ушла на второй план. Мне важно твоё здоровье, психологическое и физическое.
– Ты любишь меня Миш? Голос был уверен, не дрожал, даже черств.
Он замялся. Было слышно его дыхание в трубку. Она знала, что он молчит только в реальном мире, а в его мыслях сейчас огромный поток всего. Ей нравилась эта его черта, особенность.
– Я не буду тебе отвечать Тэсс.
Она положила трубку. Включила зажигание, ближний свет фар и поехала домой. Вернее, теперь это была квартира. Пустая квартира. Потому что тот, к кому она ушла,
Глава II. Артём [6 месяцев назад]
– Вы знаете, я не хочу показаться навязчивым, но всё же спрошу. Первый раз летите?
– Нет с чего вы взяли?
– Вы вцепились в подлокотник кресла, как человек, оказавшийся впервые в самолете на своем первом рейсе и который не знает, как тут и что проходит. Я достаточно часто летаю, и мне эти моменты бросаются в глаза.
– Нет, я лечу далеко не в первый раз. Раньше я летал с семьей, всем вместе было спокойнее. Вместо подлокотника, я сжимал руку своей жены, а она сжимала мою в ответ. Тогда никому не было страшно, мы знали, что вместе.
– Ну а сейчас почему вы один? Командировка?
– Нет, мы развелись. Дети с матерью. Да и то место, где они с матерью – это, их дом, там комфорт, безопасность, стабильность. А ехать со мной – ехать в неизвестность. И я бы не хотел этой неизвестности для них. Пусть лучше будет так, как есть. Я лечу в город, в котором не был много лет, на свою Родину. А там откуда я улетаю, я уже давно стал чужим. Во всех смыслах.
– Хм. Для меня всегда сложны такие вещи в жизни. Выбрать женщину, жениться на ней, растить детей. А в итоге все закончить. Но я не сужу. Знаете говорят: – не суди – да не судим будешь.
– Да, мне известна эта пословица.
– Хорошо. Мое имя Томас – он протянул свою крупную, волосатую руку соседу и пожал её. Томас был крупным, коренастым мужчиной, около 57 лет, познавший жизнь, видя её во множестве проявлений, и мало чему удивлялся. Его глаза были карие, нос с горбинкой. Черноволосый, с усами, но от черного оставались лишь редкие места, седина брала свое. Усами гордился. Постоянно их трогал, будто бы поправляя, будь то беседа или посиделки с самим собой – неважно. Это был его ритуал. Ему не хватало лишь курительной трубки, для полного образа. Рост его был около 170 см. Обонянию бросался запах. Запах парфюма. В них чувствовалась решительность, сила и уверенность. Какие-то древесные и пряные ноты, со временем раскрывающиеся и преображающиеся в ноты с фруктовым оттенком. Я слышал этот запах, когда был в Грассе, во Франции. Это Ambre Topkapi.