Чернильная кровь

Функе Корнелия

Мегги молча кивнула.

— Отлично! — продолжал Сажерук. — Тогда передай старику еще вот что: если хоть одно из его треклятых слов принесет вред Брианне, он горько пожалеет, что придумал человека, умеющего вызывать огонь.

— Я ему передам! — шепнула Мегги и побежала. Она продиралась сквозь толпу, расталкивая людей, устремлявшихся в город. «Мо! — думала она. — Мортола стреляла в Мо!» И перед ней снова поплыл ее сон, тот красный сон.

Фенолио стоял у окна, когда Мегги вбежала в комнату.

— Господи, на кого ты похожа! — воскликнул он. — Разве я

тебе не говорил сидеть дома, пока на улицах такое столпотворение? Но этому мальчишке, похоже, стоит только свистнуть, и ты бежишь к нему, как дрессированная собачка!

— Прекрати! — сказала Мегги так резко, что Фенолио и вправду замолчал. — Ты должен мне кое-что написать. Скорее, пожалуйста!

— Написать? — Фенолио растерянно опустился на стул.

— Мой отец, — быстро заговорила Мегги, вытягивая дрожащими пальцами свежеочиненное перо из кувшина, — он здесь, но в него стреляла Мортола. Ему совсем плохо! Сажерук не хотел мне этого говорить, но я вижу по его глазам. Ради бога, напиши что-нибудь, что угодно, чтобы он выздоровел. Он в лесу, в тайном лагере комедиантов. Поскорее, прошу тебя!

Фенолио недоуменно посмотрел на нее:

— Стреляла в твоего отца? Он здесь? Как? Почему? Я ничего не понимаю.

— Ты и не должен понимать! — с отчаянием выкрикнула Мегги. — Ты должен ему помочь! Сажерук отведет меня к нему. И я вычитаю его здоровым, понимаешь? Он ведь теперь в твоей истории, здесь ты умеешь даже возвращать к жизни мертвых, так что тебе стоит излечить рану? Прошу тебя!

Она обмакнула перо в чернила и протянула Фенолио.

— Боже мой, Мегги! — пробормотал он. — Это, конечно, ужасно, но… я правда не знаю, что мне писать. Я даже не знаю, где Мо. Если бы я хоть представлял себе это место…

Мегги смотрела на него во все глаза. И вдруг слезы, которые она сдерживала все это время, хлынули потоком.

— Прошу тебя! — шептала она. — Ну хоть попробуй! Сажерук ждет! Он там, за городскими воротами.

Фенолио мягко вынул из ее пальцев перо.

— Я попробую, — хрипло сказал он. — Ты права, это моя история. В другом мире я не мог бы ему помочь, но здесь… вдруг и вправду получится… Отойди к окну, — приказал он, когда она подала ему два листа пергамента. — Посмотри на улицу, понаблюдай за людьми или за птичками на небе, займись чем-нибудь. Делай что хочешь, только не смотри на меня, а то я не могу писать.

Мегги послушалась. В толпе под окном она разглядела Минерву с детьми и соседку из дома напротив. Свиньи, с хрюканьем продиравшиеся среди людей, солдаты с гербом Жирного Герцога на груди — она смотрела на все это, но ничего по-настоящему не видела. Она слышала только, как Фенолио макает в чернильницу перо, как оно скрипит по пергаменту, останавливается и пишет дальше. «Пожалуйста! — молила она. — Пожалуйста, пусть он найдет правильные слова». Перо надолго замерло — тишина болью отдавалась в сердце Мегги, а внизу тем временем нищий с костылем отталкивал с дороги ребенка. Время постепенно растягивалось, как удлиняющаяся тень. По улицам сновали люди, собаки лаяли друг на друга, из замка доносился звук труб.

Мегги не знала, сколько прошло времени, когда Фенолио со вздохом отложил перо. Розенкварц все еще похрапывал, вытянувшись, как линейка, за банкой с песком. Фенолио взял песочницу

и посыпал влажные чернила.

— Ты что-то придумал? — спросила Мегги.

— Да, но не спрашивай меня, хорошо или плохо.

Он протянул ей пергамент, и ее глаза забегали по строкам. Их было немного, но если это те, что нужно, значит, достаточно.

— Его я не придумал, Мегги! — ласково сказал Фенолио. — Твой отец не персонаж моей книги, как Козимо, Сажерук или Каприкорн. Он не из этой истории. Поэтому не надейся уж слишком, слышишь?

Мегги кивнула, сворачивая пергамент.

— Сажерук просил передать, чтобы ты приглядел за его дочерью, пока его не будет.

— За его дочерью? У Сажерука есть дочь? Это я написал? Ах да, кажется, их даже две?

— Одну ты, во всяком случае, знаешь. Это Брианна, служанка Уродины.

— Брианна? — Фенолио ошарашенно посмотрел на нее.

— Да. — Мегги взяла кожаный мешок, прихваченный из другого мира, и направилась к двери. — Присмотри за ней. Он велел передать тебе, что иначе ты горько раскаешься, что придумал человека, умеющего вызывать огонь.

— Сажерук так сказал? — Фенолио откинулся на стуле и рассмеялся. — Знаешь, он нравится мне все больше и больше! Пожалуй, я и правда напишу о нем еще одну книгу, где он будет главным героем и не…

— Погибнет? — Мегги уже стояла в дверях. — Я ему это передам, но боюсь, у него раз и навсегда пропала охота попадать в твои книги.

— Но он туда уже попал. И даже добровольно вернулся! — крикнул Фенолио ей вслед, пока она торопливо сбегала по лестнице. — Мы все попали в мою книгу, Мегги, мы завязли в ней по уши! Когда ты вернешься? Я познакомлю тебя с Козимо!

Но Мегги не ответила. Откуда ей знать, когда она вернется?

— Это так ты торопишься? — спросил Сажерук, когда она, совершенно запыхавшись, остановилась перед ним, засовывая в свой мешок пергамент Фенолио. — Что это за пергамент? Старик что, дал тебе одну из своих песен в качестве дорожного провианта?

— Что-то вроде того, — ответила Мегги.

— Ладно, лишь бы мое имя там не упоминалось, — сказал Сажерук, направляясь к дороге.

— Далеко это? — спросила Мегги, с трудом поспевая за ним и Фаридом.

— К вечеру доберемся, — бросил Сажерук через плечо.

36

КРИКИ

Я хочу видеть жажду в слогах, прикасаться к огню в звуке. Ощутить темноту во вскрике. Я хочу слов, шершавых, как неотесанные камни. Пабло Неруда. Слово

Белые Женщины не уходили. Реза их, похоже, больше не видела, но Мо они были заметны, как тени при солнечном свете. Он не говорил ей об этом. У Резы был такой усталый вид. Единственное, что помогало ей держаться, была надежда на скорый приход Сажерука с Мегги.