Чернобыль – полынь горькая
Шрифт:
– Вы отходите, немцы придут! Кто же нас защищать будет!
И как же мы без лошади? – пыталась уговорить военного Кристина.
– Немцы вас не тронут, а мы скоро вернёмся, – с явной угрозой закричал:
– Вам понятно, гражданка? Идите в дом и не высовывайтесь, пока мы не закончим.
Закончили они быстро. Забрали из сарая всё что увидели. Свинью и поросят забили прямо в сарае. Уложив всё на телегу, уехали оставив дворы сельчан опустошёнными. Как оказалось на целых три года…
– Это же энкеведэ, от них ничего не спрячешь!
– Скорее, пулю в лоб получишь! – возмущённо переговаривались люди.
– Когда
В небе больше не гудят самолёты, а если и гудят, то где – то совсем в стороне и очень высоко в небе.
– На Киев летят, – уверенно замечает дедушка.
Мы больше не прячемся в погребе. О войне напоминают растянувшиеся по распаханной земле гусеницы «разутого» немецкого танка, зловеще поблескивающие даже в пасмурную погоду. Сам танк с чёрно-белыми крестами на башне серой громадой застыл за огородом, уткнувшись дулом в землю.
– Как жить теперь, что с нами всеми будет? Немец править будет, или советы вернутся?
– Хотите, чтоб советы вернулись? Вспомните, сколько поляков они отправили в Сибирь! Живыми никто не вернулся!
– Один вернулся – Сильвестр Жаховский! Прожил всего месяц и умер от чахотки!
– А голодовку забыли! Сколько людей умерло в тот год!
– А как Казимира Стаховского, Ганну и Ядвигу забирали! Запихивали прикладами в свою душегубку и увезли в Чернобыль!
– Боже! Спаси их души!
Такие разговоры вели между собой люди на селе.
Советская власть была где-то далеко, но никто не жалел о ней. Советская власть для всех была символом горя, страданий, бедности, голода, страха и смерти…
Немцы, кто они
Немцы в селе появились неожиданно. Почему-то было совсем не страшно.
Первыми ехали мотоциклисты. За мотоциклистами легковая машина с откидным верхом и позади грузовик с солдатами.
На середине улицы, напротив сельсовета колонна остановилась. Люди стали выходить из своих дворов, с любопытством, без страха разглядывали немцев, негромко переговаривались. Из легковой машины вышел офицер в красивой форме. Сняв фуражку с высокой тульей, передал её подбежавшему солдату-шоферу.
Офицер потянулся, присел на полусогнутых коленях, весело посмотрел на стоящих сельчан. Мужчина в гражданском костюме, приехавший вместе с офицером в легковой машине, что-то стал говорить офицеру на немецком, они громко засмеялись. Офицер снял с руки перчатку и помахал ею в сторону сельчан, приглашая их подойти поближе:
– Комм, комм…
Мужчина в гражданском, приветливо улыбаясь, подошёл ближе к сельчанам:
– Я уполномоченный бургомистра по вашему району и хочу от имени бургомистра и военного коменданта вам передать, – голос уполномоченного стал громче:
– Доблестная германская армия пришла освободить вас навсегда от большевистского рабства! Дать возможность каждому из вас жить и трудиться во благо своей семьи! Трудиться на собственной земле, не боясь быть порабощенными кровавым тираном Сталиным!
Сельчане слушали молча, переглядывались.
– Сейчас мы с господином комендантом познакомим вас со старостой, который будет представлять
– Драпая от доблестной германской армии, советы забрали у вас последнее, обрекая вас и детей ваших на голод! Но отныне вы будете трудится на своей земле. А германская армия и наша доблестная украинская полиция будут для вас надёжной защитой. Я обещаю вам защищать честно и бескорыстно ваши права и обязанности перед новой властью, нашей с вами властью.
Произнеся эти слова, мужчина встал рядом с уполномоченным бургомистра.
– Это же сам Адам Сушкевич!
– Бывший председатель сельсовета!
Прозвучали в толпе громкие голоса.
– Его же арестовали ЭНКАВЭДЭ в тридцать седьмом!
– Ну да, за вредительство.
– За то, что разрешал нам собирать колоски в поле!
– Чтоб с голоду детки наши не умирали!
– И коней давал, чтоб огород вспахать!
– Ну вот и хорошо, – сказал уполномоченный, – вы знаете как Сушкевич пострадал от советской власти. Я со своей стороны, как представитель новой власти, буду оказывать вашему старосте всяческую поддержку. Немецкое командование выделит для вашего села необходимый инвентарь, технику и лошадей для ведения хозяйства, которое теперь будет называться «ОБЩИЙ ДВОР». А также выдаст денежное пособие каждому жителю села. Так настоял ваш староста и немецкие власти пошли ему на встречу. Уполномоченный бургомистра вернулся к военному коменданту. Выслушав его, предложил стоявшей среди сельчан женщине с маленькой девочкой:
– Подойдите с девочкой к господину коменданту, не бойтесь. Когда женщина подошла к коменданту, тот взял протянутый ему подбежавшим солдатом пакет и протянул его девочке:
– Это подарок от господина коменданта, – сказал улыбаясь уполномоченный бургомистра. И повернувшись к старосте произнёс:
– Господин комендант надеется, что вы оправдаете оказанное вам доверие на благо Великой Германии.
Жизнь на селе стала налаживаться.
Из райцентра пригнали трактор и молотилку. Брошенную при отступлении Красной армии полуторку, привёл в порядок местный умелец Загныба. Через месяц на ней, по разнарядке из управы, со всех дворов свозили на станцию для отправки в Германию свиней. Разнарядка зависела от уполномоченного по заготовкам и заслуга старосты была в том, чтобы уполномоченный оставался доволен выполненной разнарядкой, а сельчане были обеспечены на целый год собранным урожаем.
На собрании староста Сушкевич сообщил:
– Все вы знаете, что немецкое командование оставило колхозное хозяйство в том виде, в каком оно было при советах. Только теперь называться оно будет «ОБЩИЙ ДВОР», что для нас подходит больше. На свои личные хозяйства, какие теперь есть у всех вас, мы получили права только благодаря тому, что выполнили план по заготовкам натуральными поставками-зерном, мясом молоком. Если мы будем и дальше выполнять свои обязательства, то ваши личные хозяйства будут ещё крепче и богаче. Не то, что было при советской власти, которая нещадно эксплуатировала ваш труд за копеечные трудодни! А о своём хозяйстве нам даже думать было запрещено!