Черное безмолвие (сборник)
Шрифт:
У Дока сверкнули на глазах слезы, и он резко ткнул клавишу выключения приемников. Полчаса прошло в гробовом молчании, и действительно, в ста милях от них летел корабль, навсегда потерявший свой экипаж.
Настроение было подавленным.
— По программе полета отработка сближения с чужим космическим объектом, скрытно, без облучения его радарами, в ручном режиме, автоматы как будто отказали, — провозгласил Ящик.
— Док, хватит ныть и расстраиваться, вспомни, сколько наших парней осталось в космосе, сгорело на Земле, разлетелось в небе на куски, раздираемые взрывом ракет. Хватит, за работу. Если тебе их так
Док молча занял место пилота и повел корабль к чужаку. Миниатюрный корабль летел, беспорядочно кувыркаясь, как подбитая птица с разбитым крылом. Док сблизился и летел совсем рядом. В иллюминаторе мелькнули тени — обнявшиеся фигуры медленно вращались в невесомости, попеременно приближая к иллюминатору свои застывшие, бледные лица — немой укор живым. Глаза широко распахнуты, рты полуоткрыты в последнем глотке живительного воздуха. В иллюминаторе мелькнуло лицо Пьера… Джим судорожно сглотнул, с Пьером он встречался не раз в Вене, Праге, Париже. Бледное лицо Пьера исчезло, и на Дока в упор смотрели огромные, навсегда лишенные жизни глаза Жаннет, длинные густые волосы ее разметались в невесомости, губы полуоткрыты, черные глаза широко распахнуты в изумлении от человеческой подлости.
Док в ужасе глядел и глядел на Жаннет, перед ним как на киноленте мелькали их встречи, побережье солнечной Ливии, песчаный пляж, одинокая вилла, купанье в волнах прибоя, счастливый смех Жаннет, ее хрупкая, чуть мальчишеская фигурка, ее ласковые руки и волосы, водопадом струящиеся по ее лицу, их счастье, его счастье…
Руки Дока судорожно сжимались в кулаки, слезы застилали глаза, рыдания сотрясли его тело… Док потерял контроль, корабль дернулся, словно ему передались рыдания его пилота, и многотонная махина резко поплыла навстречу глазам Жаннет… Удар, треск, скрежет рвущегося металла возвестили о столкновении. Вольф с проклятиями вышвырнул из кресла Дока и включил двигатели на отход, но назад они поплыли вместе с французским кораблем, это чувствовали опытные руки Вольфа. Вольф бросился к заднему иллюминатору. Картина была ужасная. Удар пришелся отсеком полезной нагрузки. Створка проломилась, вцепившись рваными краями в корабль французов. И здесь судьба не пожалела пилотов «Улыбки Иуды»: к иллюминагору приникло лицо Жаннет, но искаженное ударом, словно гримаса боли пробежала и застыла на ее красивом лице.
— Болван, — орал Вольф, — отстраняю тебя от пилотирования, лишаю, штраф, уволю…
Его бессвязные угрозы и ругательства разделили корабль словно на два мира: мир горя и страдания и мир грубости, хамства и бессердечия.
Док молча приник к иллюминатору и впился взглядом в Жаннет. Док проникал в глубину ее черных глаз и читал, читал в них правду о себе, о своей стране, о своем корабле, по телу Дока пробежала волна, его словно затрясла какая-то внутренняя сила, он захохотал, тыча пальцем в иллюминатор, а потом молча и злобно кинулся на Вольфа. Но тот был не простой орешек. Увесистый кулак Вольфа встретил безумного пилота еще в полете, и Док отлетел к заднему борту.
— Связать, — коротко бросил Вольф.
Оторвать Дока от иллюминатора было трудно, он цеплялся за поручни с силой безумного и все смотрел, смотрел и смотрел на Жаннет. Наконец его связали, накрепко примотав бинтами к креслу. Док пел песни, выкрикивал лозунги о силе и власти, выл, плевался, сыпал ругательствами, плакал и читал наизусть все параграфы инструкции о полетах военных кораблей.
Деятельный Вольф отдавал распоряжения готовиться к выходу в открытый космос.
— Может, расцепим и отбросим этот чертов корабль, — отчеканил он.
— Нет, кэп, ничего не выйдет, выходной люк заклинило, а главное, что пятый контейнер поврежден, чужак попал в него своими двигателями, смял обшивку и на корпусе контейнера трещина. Небольшая, но есть утечка, радиация растет, через сутки будет опасно для экипажа, — прервал его Джим.
— Ящик, что делать? — быстро запросил Вольф.
— Пробуй вращением оторвать их, больше нечем.
Вольф крутанул свой корабль, но все было бесполезно. Корабль французов вцепился им в хвост мертвой хваткой.
От перегрузок безжизненные тела космонавтов бросало в разные стороны, в иллюминаторе возникали дикие картины сплетенных рук, ног. Док кричал, что им больно, и до крови искусал губы, глаза его налились кровью, и, казалось, вот-вот он вырвется из крепких пут. Но не смог и в бессилии своем заснул безумным сном.
Вольф прекратил бесполезные маневры. Всем стало очевидно, что от чужака не избавиться, а идти на посадку с ним на хвосте равносильно самоубийству. Радиация росла, времени оставалось все меньше и меньше.
Вольф решил попробовать полной тягой маршевых двигателей сбросить чужой корабль — двигатель не включился, видно, удар повредил его.
— Все, больше нет шансов, — выдохнул Вольф, — зовем на помощь.
— А инструкция, шеф, — робко напомнил Джеб.
Вольф взорвался:
— Не твое дело, щенок, чучело огородное, это в нас влетел этот сумасшедший француз, ясно тебе, он в нас, а не мы в него! Обстоятельства чрезвычайные. Шеф должен понять, что надо во всем разобраться, надо понять и что случилось, почему они летели прямо в нас, мы обязаны сохранить их корабль, что мы и сделали, несмотря на опасность нашим жизням, понял? А сами выйти и разобраться не можем, поэтому, запомните, только поэтому, учитывая чрезвычайные обстоятельства, мы зовем на помощь, нарушая инструкцию.
— А как быть с Ящиком? — спросил Джеб.
— Он останется здесь, а сюда никто не войдет, радиосвязь от него обрубим, сотри ему память этих витков, слава богу, он не человек, не вспомнит. Пусть сторожит ракеты и лазеры, электронная собака. Ясно? рявкнул Вольф.
Корабль спасателей подошел к израненному нагромождению металла, летящему на орбите. Живых спасли, мертвым отдали салют, склонив головы. Корабли развели. Ящику поручили хранить секреты и взорвать корабль при первой же попытке проникнуть внутрь. Большего никто сделать не мог.
Приземлился корабль-спасатель с живыми. А на орбите остались два памятника: один — укор живым, другой — безумию живущих.
Вольф продолжал летать. Ящик сторожил «Улыбку Иуды», которую все облетали, держась подальше, как от чумного города. Док так и не пришел в себя и жил в своем мире, упрятанный пожизненно в казематы больниц. Джим и Джеб ушли в отставку и жили в уединении, далеко в горах на ранчо. Время и приказы не сумели стереть их человеческую память.