Черное Рождество

Александрова Наталья Николаевна

Словно подслушав мысли товарища Макара, Корнеич снова пошевелился и открыл рот. Подпольщик не вынес этого зрелища. Он схватил бритву и полоснул старика по горлу. Тело дернулось, Корнеич попытался приподняться, закричать. Глаза его открылись, но были совершенно бессмысленны. Темная поволока сна быстро сменялась белесой пленкой смерти. Широкий разрез на горле открылся, как второй рот — огромный, от уха до уха, отвратительно смеющийся рот балаганного паяца. Кровь хлынула из разреза, забила из него ритмичными толчками… и очень быстро иссякла: сердце остановилось и не гнало больше кровь по сосудам.

Последняя

судорога пробежала по телу старика, и он вытянулся на сундуке. Как будто снова заснул. Если не смотреть на страшную рану, лицо его могло показаться спокойным.

Товарищ Макар оглянулся: ему показалось, что кто-то смотрит в затылок, но это был всего лишь темный лик Николая Угодника на старой иконе. Злобно сплюнув, подпольщик последний раз покосился на мертвого старика, быстро собрал свои немногочисленные вещи и вышел из сторожки. Никто не видел его ни вечером, когда он пришел сюда, ни сейчас, когда он уходил.

Только Шаров, контрразведчик… но он не в счет, он сам не заинтересован в свидетелях. Товарищ Макар быстро шагал по пустырю. Светало.

Глава 11

После разговора с Шаровым на душе у товарища Макара стало спокойнее, он стал меньше бояться, смекнув, что пока он Шарову нужен, тот сумеет его прикрыть от сотрудников контрразведки. Что будет дальше — товарищ Макар догадывался. Если убийство генерала Слащова удастся, то Шаров постарается как можно скорее избавиться от товарища Макара, он будет нежелательным свидетелем. На этот случай подпольщик разработает свой собственный план спасения. А вот если убийство Слащова не удастся, то неприятности ожидают обоих. Значит, нужно сделать так, чтобы оно удалось.

Он не спеша прогулялся по городу, позавтракал в маленькой рано открывающейся кофейне на Елизаветинской улице, затем пешком отправился в самый дальний конец города в местечко, называемое Зеленой Горкой. Собственно, это был уже не город, а пригород, до гор отсюда было рукой подать, а от моря, то есть от набережных, от порта, комендатуры и крепости, — далековато.

В маленьком домике на Зеленой Горке находился главный пункт связи с красно-зелеными партизанами, как называли они себя сами, или с лесными бандитами, какими считало их правительство Деникина. Хозяином домика был Василий Цыганков — Георгиевский кавалер, инвалид Первой мировой, в бою под Барановичами он потерял руку. Человек он был тем не менее достаточно бодрый, но умел прикинуться немощным, чтобы не заподозрили. Жил он в маленьком домике с женой и сыном подростком, кормился огородом. Власти к нему не цеплялись. Партизаны наведывались к нему довольно часто. Пароль был — «Зеленая ветка», отзыв — «Бонапарт».

Товарищ Макар шел к дому, не опасаясь, потому что проверял наличие слежки много раз и ничего не заметил. Назавтра Шаров обещал снабдить его отличными документами, так что со слежкой вообще проблем не будет. Он стукнул два раза в окошко.

— Чего стучишь? — раздался голос откуда-то сверху.

Товарищ Макар поднял глаза. С чердака из слухового оконца смотрел на него хмурый подросток, очень похожий на хозяина дома.

— Зеленая ветка, — усмехнувшись, сказал товарищ Макар.

— Бонапарт! — важно ответил мальчишка. — Проходи.

На

крыльцо вышел хозяин.

— Гость косяком пошел! — хохотнул он.

— Оттуда люди? — догадался Макар.

— Откуда же еще? — Хозяин пожал плечами.

В горнице за столом, уставленным всевозможной едой, сидели двое. Один — высокий, это было видно, даже когда он сидел, с огромными руками и ногами. Лицо его тоже как будто было вырублено топором, причем не слишком умелым мастером. О плотницких работах напоминал и цвет лица — коричнево-бурый, цвет потемневшей на солнце деревяшки. Второй был моложе, поуже в плечах и значительно меньше ростом. Но глаза его смотрели хитро из-под нависших надбровных дуг. Товарищ Макар сразу определил, что в этой группе старший — этот, маленького роста, а второй хоть и дожил до сивой бороды, но все равно ходит у всякого в подчинении, по причине своей беспросветной тупости.

— Здорово, гости дорогие! — без улыбки приветствовал их товарищ Макар.

— Мы-то — гости, а вот ты кто такой будешь? — немедленно ответил маленький.

— Это — товарищ из подпольного комитета, — вступился хозяин.

Маленький недоверчиво окинул взглядом визитку, в которую был одет вновь пришедший, белую, хоть и несвежую сорочку, и нахмурился. Особенное недоверие внушали ему косо подстриженные прилизанные височки.

— Будем знакомы? — открыто улыбнулся товарищ Макар и протянул руку, которую первым пожал великан, причем подпольщик едва удержался, чтобы не вскрикнуть, до того сильно было пожатие.

Следом и маленький партизан протянул руку, и тут уж пришел его черед морщиться, потому что товарища Макара тоже Бог силой не обидел. Вошла хозяйка, неся огромную сковородку с жареной на сале картошкой. Ломти сала аппетитно скворчали, но лицо у хозяйки было каменным. Он шваркнула сковородку прямо на непокрытый стол и вышла, брезгливо сморщившись. Товарищ Макар очень ее понимал: в горнице, до этого чисто выметенной, с веселенькими ситцевыми занавесочками на окнах, стоял теперь стойкий дух прелых портянок, нестиранного белья и немытого мужского тела. А ведь, судя по всему, гости собирались еще здесь ночевать.

Хозяин переглянулся с товарищем Макаром и вынес из сеней бутылку с самогоном. Гости оживились и потянули носом воздух. Через полчаса все были довольны и счастливы, никакой неловкости за столом не просматривалось.

— Ну что, ребята, — поощрительно заговорил хозяин, — порасскажите-ка нам про свое партизанское житье-бытье.

— Ну что, — охотно начал маленький, которого звали Левка, — вот недавно экспроприацию провели с атаманом, с Сергеем нашим.

Товарищ Макар отметил про себя, что командира партизан бойцы назвали атаманом, а не командиром и не товарищем Сергеем, но вслух ничего не сказал до поры.

— В имении одном, возле деревни Ай-Тодор. Там помещик живет, Айвазян. Так мы, значит, нарядились белыми офицерами, а двоих — вот его, — он ткнул пальцем в длинного, — и еще там одного нарядили голодранцами и идем себе.

— Это Серега придумал, — подхватил великан и заулыбался. — Он мне еще по дороге по уху съездил, чтобы уж по-взаправдешнему все было.