Черное Рождество
Шрифт:
— Мне стыдно за вас, Букин! — вдруг накинулась на Веню Надя. — Вы — цивилизованный человек, и вы еще смеете сомневаться в правильности принятого решения? Выход в данной ситуации может быть только один: именно устранить генерала Слащова, этого тирана, палача и мучителя рабочих! Вы читали его приказы? Он обещает вешать людей!
— И он это делает, — поддакнул со своего места товарищ Жорж.
— Я согласен, что Слащов — палач, — промямлил Веня, — но убить…
— Не убить, а устранить! Смести с лица земли, как поганую нечисть! — воскликнула Надя.
Товарищ
— Товарищ Надя все правильно говорит, — вступил он в разговор. — И ты, товарищ Букин, не должен сомневаться. Наше дело правое, народ нам за это великое спасибо скажет.
— Ты — с нами? — перебила его Надя, обращаясь к Букину. — Сейчас, сию минуту, глядя мне в глаза, скажи: ты с нами? Потому что если сомневаешься, то уходи, уходи сию минуту, и больше ты меня никогда не увидишь!
«Ну-ну, — усмехнулся мысленно товарищ Жорж, — тоже придумала — уходить. Так я его и отпустил, чтобы он все дело нам запорол».
Но, как видно, Надя хорошо знала своего воздыхателя, потому что Веня взглянул в ее серые горящие глаза и глухо произнес:
— Я с вами навсегда.
— Вот и ладно, — бодро сказал товарищ Жорж, — это была предварительная беседа, а сама операция будет еще не так скоро, — и отметил загоревшееся в глазах гимназиста облегчение. — А сейчас мы пойдем.
— Как, разве вы не останетесь? — встрепенулась Надя.
— Не нужно мать лишний раз тревожить, — мягко отговорился Жорж, — я уж найду, где переночевать.
Они вышли вместе с Веней, но товарищ Жорж сразу же, бросив слова прощания, нырнул в переулок. Он не остался ночевать в доме у Нади вовсе не потому что беспокоился о здоровье ее матери, просто у него было на сегодня еще одно неотложное дело. Он кликнул извозчика и поехал на окраину, к городскому кладбищу. Не доезжая нескольких кварталов, пока извозчик не начал беспокоиться, потому что у кладбища ночью было небезопасно, товарищ Жорж отпустил извозчика и, подняв воротник пальто, зашагал в сторону погоста. Там в заброшенной сторожке прятался после ареста еще один оставшийся на свободе член большевистского подполья — симферопольский мастеровой Мишка Полещук.
На последнем том самом злосчастном заседании подпольного комитета он не присутствовал — стоял на часах. И вот, когда подобрались юнкера незаметно, Мишка успел-таки в последний момент крикнуть, но было поздно — дом окружили, а самого Мишку стукнули хорошенько по голове. Но, видно, не добили, потому что в последующей суматохе он умудрился очухаться и заползти в кусты. А оттуда уже опять-таки ползком, пользуясь всеобщей неразберихой, добрался до тропинки и убежал. Потом через одну знакомую бабенку он сообщил жене находящегося в бегах товарища Макара, где находится. А когда мальчишка, что посылал товарищ Макар за новостями, рассказал ему про Мишку, Макар велел Мишке от своей зазнобы немедленно съезжать и переселяться в сторожку. Днем Мишка спал в сторожке, а ночью от
Товарищ Жорж подходил уже к сторожке, как вдруг сзади схватили его за шею две холодные руки.
— У-у-у! — раздалось в тишине.
— Не балуй, — спокойно сказал подпольщик и разнял Мишкины руки. — Не в игрушки играем.
Они вошли в сторожку. Прежний сторож умер в прошлом году, нового не могли найти — все боялись не покойников, а того, что творилось на кладбище, — приходили какие-то люди, в склепах, по слухам, хранилось краденое, а ограбленных иногда зарывали в старых могилах. После сторожа осталась в домике кое-какая утварь, а также стол и два корявых табурета. Спал Мишка на полу, в углу было навалено прошлогоднее сено.
Зажгли коптилку, и от ее неверного света стало еще жутче.
— Вот что, Михаил, — начал товарищ Жорж по возможности твердым голосом, — настал для тебя решающий момент. Партия дает тебе возможность оправдаться.
— Да я… — вскинул было голову Мишка.
— Ты погоди, — неторопливо, но веско прервал его товарищ Жорж, — ты сначала меня послушай. Значит, был ты членом симферопольской организации. Каким бойцом был — хорошим либо плохим — мы не знаем, потому что никакого ты не привез оттуда документа, ни письмеца маленького.
— До писем ли было… — завелся Мишка, но умолк.
— Верно, организацию внезапно разгромили, но это только с твоих слов. И ты один только от ареста и от смерти спасся.
— Меня соседка спрятала, — угрюмо пробормотал Мишка.
— Допустим, повезло тебе в тот раз, — нехотя согласился товарищ Жорж. — И прибежал ты сюда, никто тебя без документов по дороге не перехватил. Поверили мы тебе, оставили у себя. Доверили важнейшее дело — охранять заседание подпольного комитета! А ты юнкеров вплотную подпустил, так что всех товарищей повязали, как… — Товарищ Жорж поискал подходящее, но необидное сравнение, но не нашел и махнул рукой. — И что же получается? — продолжил он. — Всех арестовали, а ты один опять сумел спастись.
Мишка поднял голову и уже открыл было рот, чтобы напомнить о том, что председатель подпольного комитета тоже сумел спастись, но поглядел в его маленькие близко посаженные глаза и раздумал возражать.
— И что же получается? — резюмировал товарищ Жорж. — Либо ты — предатель, контрреволюционный элемент, и сам привел контрразведку…
— Да ты что! — вскочил Мишка на ноги, но увидел, что на него смотрит вороненое дуло нагана. Ноги у него подкосились, в горле пересохло, и он плюхнулся обратно на табуретку.
— Либо ты — трус, Миша, — невозмутимо продолжал товарищ Жорж, — и первым делом думаешь не о товарищах, а как бы свою шкуру спасти. А партия, Миша, такого не прощает. Трусость, Миша, сродни предательству.
— Товарищи! — От волнения Мишке казалось, что вместо одного товарища Жоржа здесь в сторожке находится множество председателей подпольных комитетов. — Да я… как лучше хотел. Когда очухался в кустах — дай, думаю, попробую смыться, авось пригожусь еще большевикам. А какой смысл мне было сдаваться? И товарищам помочь бы не сумел.