Черное танго
Шрифт:
Однажды, когда Леа опоздала на обед, и они не заметили, как она вошла, девушка услышала, что все трое говорят по-немецки, и ей стало неловко. Очень скоро обольстительный голландец стал кавалером Леа. Он ненавязчиво ухаживал за ней, и она не оставалась к этому безучастной. Однако ее раздражало его любопытство по отношению к ней. Откуда она? Чем занимались ее родители? Есть ли у нее братья и сестры? А жених? Что она собирается делать в Аргентине и как долго предполагает там задержаться? У кого она остановится? Есть ли у нее друзья в Буэнос-Айресе? Скорее в шутку, нежели из недоверия, Леа придумала себе семью,
Рик Вандервен хорошо танцевал. Каждую ночь Леа охотно танцевала до двух-трех часов со всеми, кто ее приглашал, но чаще всего с Вандервеном. Ее молодость и красота вносили свежую струю в эти немного напыщенные вечера. Однажды ночью, проводив Леа до каюты, он привлек ее к себе и поцеловал; она покорилась не без удовольствия, затем, немного кокетничая, повернулась и исчезла за дверью. Войдя в каюту, она включила свет и вскрикнула.
— Леа, что случилось? — громко спросил Вандервен, стоявший за дверью.
Приложив палец к губам, Амос знаком дал ей понять, чтобы она ответила.
— Ничего, я просто наткнулась на стол. Спокойной ночи, до завтра.
— Вы уверены, что все в порядке?
— Совершенно уверена, спасибо. Доброй ночи.
— Доброй ночи.
Все еще не отнимая палец от губ, Амос отвел ее подальше от двери.
— Что вы здесь делаете? — тихо спросила она.
— Я ждал вас. Как давно вы знаете этого человека?
— О ком вы говорите?
— О Рике Вандервене.
— Мы познакомились здесь, на теплоходе, и симпатизируем друг другу.
— Вы ничего подозрительного не заметили?
— Нет. А что я должна была заметить?
— Как складываются ваши взаимоотношения с другими соседями по столу?
— С месье Бартелеми и месье Джонсом?.. Обычные отношения соседей по столу. Они здороваются, но редко беседуют… Ах, да! Однажды… они все трое говорили по-немецки.
— О чем они говорили?
— Я не разобрала, они говорили тихо и замолчали, когда я вошла… Мне кажется, я слышала слова «подводная лодка» и «Кордова»… Вы думаете, что это бежавшие нацисты?
— Я ничего об этом не знаю. Мы пытаемся навести справки по радио. Пока же будьте осторожны и постарайтесь побольше разузнать о них.
На палубе Леа замерзла, свернула плед и вернулась в свою каюту. На туалетном столике стоял букет красных роз. Она заметила записку: «Жду вас сегодня вечером в баре. Рик». «А если он нацист?» — подумала она. Ей трудно было в это поверить. Разве он не говорил с отвращением о войне и о зверствах немцев? То, что он говорит на языке потерпевших поражение, не должно ее удивлять: многие голландцы на нем говорят. Амос и Даниэль ошибаются, им повсюду мерещатся нацисты. Тем не менее, смутная тревога не покидала ее; она твердо решила быть еще осторожнее и расспросить своего знакомого.
Перед ужином она надела длинное платье из крепа цвета слоновой кости с драпированным лифом и уложила волосы локонами на затылке. Леа удовлетворенно улыбнулась, глядя на свое отражение в зеркале.
В баре было оживленно. Пианист Хоселито играл медленный вальс, а бармен Рикардо, специалист по великолепным коктейлям, энергично смешивал их. Он встретил
— Добрый вечер, сеньора.
— Добрый вечер, Рикардо.
— Я приготовил коктейль в вашу честь, мадемуазель, в честь Франции. Хотите попробовать?
— С удовольствием. Как он называется?
— «Второй БД» [14] , мадемуазель.
Перед ней возник призрак Лорана д'Аржила на танке… Леа взяла стакан, который ей протянул бармен, и выпила в память молодого человека, погибшего в бою.
— Вкусно, но слишком крепко.
— Будьте осторожны с коктейлями Рикардо, они небезопасны, — сказал Рик Вандервен, подойдя к стойке бара.
— Спасибо за розы, Рик, они великолепны.
14
Имеется в виду 2-я бронетанковая дивизия в составе французской армии.
— Пойдемте за столик. Что вы будете пить?
— Я бы повторила «второй БД».
— Вы знали кого-нибудь из этой дивизии?
— Да, там служил один мой очень близкий друг. Он был убит в Германии.
Вандервен вздохнул.
— Мы потеряли многих друзей в эту войну.
— Где вы тогда находились, Рик?
— В сороковом я попал в плен и провел четыре года в лагере для офицеров.
— Было очень тяжело?
— Достаточно. Но это ничто в сравнении с тем, что пришлось вынести евреям в концентрационных лагерях.
— У вас есть друзья-евреи?
— Есть. А у вас?
— Был один друг, но он умер. И еще подруга, которая была депортирована.
— Она вернулась?
— Не знаю, — солгала Леа.
Какое-то время они пили молча.
— Вы хорошо знаете месье Бартелеми и месье Джонса?
— Не больше, чем вы. Я знаю только, что они занимаются экспортом мяса и в связи с этим едут в Аргентину. И еще то, что они ирландцы. А почему вы об этом спросили?
— Просто так. Пойдемте ужинать, я голодна.
После ужина Леа под предлогом сильной мигрени вернулась к себе в каюту. Там ее ждала лаконичная записка от Даниэля: «Приходите в воскресенье в часовню на мессу». Она задумалась, прилегла, но уснуть ей не удалось. Тогда она встала, натянула свитер и брюки и вышла на палубу. Из танцевального зала до нее доносилась музыка. Леа облокотилась на поручень, волосы ее развевались на ветру. Она наблюдала за волнами. Светила луна. Небо было усыпано звездами. Смотрел ли сейчас Франсуа на это небо, думал ли он о ней или же забыл ее?.. Она не сообщила о своем приезде. Если он не виделся с Викторией Окампо, он будет очень удивлен, а то и разгневан. Сара, напротив, будет рада ее видеть, в этом она не сомневалась. «Кто знает, возможно, я смогу быть им полезна», — подумала она. Шум голосов отвлек Леа от ее мыслей, ей показалось, что она узнала один из них. Не раздумывая, она спряталась за канатами. До нее доносились обрывки разговора на немецком языке: «Помочь товарищам… союзнические власти… сионистский интернационал… к счастью, Перон… в военном лагере в Патагонии… наш резерв на военные расходы… мы будем сильнее всех… Осторожнее… кто-то идет… А, это вы… нет, мы ничего не знаем… В Буэнос-Айресе будет видно… Давайте разойдемся… Ни к чему, чтобы нас видели вместе…»