Черное время
Шрифт:
Глаза Ландсберга под мощными бровями недобро сверкнули.
– Я еще взлечу на Олимп! Немного ждать осталось. Они у меня вот где все будут! – Он сжал кулак.
– Кто?
– Есть деятели… – По губам начальника сектора скользнула кривая улыбка. – Не дают развернуться. Да и ты попал не в ту компанию, старик. Бросил бы играть в эти дурацкие игры с Сопротивлением, поиском суперцивилизаций, попытками помешать нам.
– Откуда ты знаешь, чем я занимаюсь?
– Разве ты не встречался с Барашенковым неделю
– Ты отсутствовал, а материал мне был нужен срочно.
– Садись, побеседуем. Пить что-нибудь будешь?
– Только джин с тоником и со льдом, если есть.
Ландсберг достал из бара стаканчики, бутылки с джином и виски, налил гостю джина, себе виски, бросил в каждый стаканчик по кубику льда. Они сели на изогнутый буквой «с» диванчик в зоне отдыха.
– Что ты хотел узнать конкретно?
– Результаты последних экспериментов с эйнсофом.
Ландсберг сделал глоток, поморщился.
– Эйнсоф не колется, сволочь! Глотает аппаратуру, маяки, капсулы МК… кстати, напрасно вы уничтожили МК-завод на Меркурии, у нас большие запасы микролов… и ничего не возвращает! Хотя есть интересные записи запусков внутрь него видеозондов.
– Зачем вы это делаете, Казимир? Ведь это опасно. Когда-нибудь эйнсоф возбудится, и от вашей лаборатории, да и от Меркурия вообще, останутся рожки да ножки. Кто тебе предложил заниматься активацией сферы Сабатини? Уж не Данила Шаламов, случайно?
Глаза Ландсберга сузились.
– Во-первых, не Шаламов, есть люди повыше рангом. А во-вторых, ты что-то имеешь против него?
– В общем-то, как человек он мне безразличен, – пожал плечами Маттер. – Но как путешественник, повидавший много удивительного, интересен. Хотелось бы встретиться с ним, побеседовать.
– Могу устроить.
Маттер засмеялся.
– Раньше ты юморением не отличался.
– А я не шучу.
– Ладно, показывай, что у тебя есть.
Ландсберг некоторое время изучал лицо ксено-психолога, словно решая, что с ним делать, выгнать или подождать, потом включил видеосистему.
Стены комнаты исчезли. Люди на диванчике повисли над обрывом черной бездны, усеянной звездами. А потом напротив проявилась колоссальная огненная стена, испещренная узором более ярких трещин и факелов еще более яркого пламени. Это было Солнце.
Маттер закрыл глаза ладонью.
Ландсберг уменьшил яркость изображения, светило притушило свой блеск, в границах конвективных ячеек фотосферы стали видны еще более мелкие гранулы, похожие на зерна попкорна. Затем фронт изображения чуть сместился, и зрителям показался край Меркурия с висящей над ним черной сферой эйнсофа. Вокруг сферы вилась призрачная световая метель, образуя необычный изогнутый конус вершиной к Солнцу.
– Он все быстрее удаляется от поверхности Меркурия, – сказал Ландсберг, хищно скаля зубы. – Примерно на сто километров в сутки. Сначала мы думали, что это следствие нелинейности гравитационного взаимодействия с солнечным полем.
– Абсолютная чепуха!
– Потом обнаружили фронтальные фазовые осцилляции вакуума, как бы подталкивающие его к Солнцу. Из-за этого градиента создается эффект давления…
– Дай мне записи ваших последних запусков, я сам разберусь.
– Мы скормили ему около сотни старых ядерных бомб и два стрингера.
– Ну?! – подался вперед Маттер.
– Ну, и ничего, – усмехнулся Ландсберг. – От взрывов бомб вообще никаких особых эффектов не наблюдалось, а при попадании стрингеров фиксировались весьма необычные пространственные судороги. Половина зондов растаяла, как сахар в кипятке, вторая половина выдала странные результаты – расползание метрики.
– Этого следовало ожидать. Вы же раскачиваете мерность нашего местного континуума, эйнсоф выплескивает «избыток» измерений, и пространство становится «рыхлым», рвется на многомерные куски. Удивительно, что вы еще не развалили Меркурий.
Ландсберг пожевал губами, выключил проектор.
– Ты хороший теоретик, Гера, но плохой психолог. Зря ты пришел ко мне сегодня.
– Почему?
– Мы по разные стороны баррикад. Тебе платят за одно, мне за принципиально противоположное.
– Ерунда! – махнул рукой Маттер. – Мы изучаем одно и то же явление.
– Ты не понял, Гера. Мне платят не за изучение эйнсофа, а за его дестабилизацию, за превращение в черную дыру.
– Ты серьезно?! – вытаращил глаза Маттер. – Зачем тебе это надо? Представляешь последствия?!
Ландсберг засмеялся.
– Интересная у тебя реакция. Ты меня даже не спрашиваешь, кто мне платит и каков гонорар.
– Ну, и кто тебе платит?
– Не поверишь: Даниил Шаламов.
– Да брось… – Маттер остановился на полуслове, внезапно почуяв поток внимания к своей персоне: кто-то посмотрел на него издали, как проснувшийся тигр, с ленивой снисходительной алчностью.
В институте по-прежнему царила деловая суета, никто никуда не бежал с целью захватить гостя, никто не окружал кабинет Ландсберга, и тем не менее Маттер, покрываясь холодным потом, ощутил приближение опасности.
– Ты вызвал…
– У меня есть предложение, – перебил его Ландсберг. – Переходи на нашу сторону, бросай Сопротивление, оно обречено. Неужели вы думаете, что уничтожив МК-завод, вы нас остановите? Чушь собачья! Мы построим другой завод и уже строим. А каждый из вас в результате стал преступником, на каждого объявлен всеземной розыск. Тебя же мы обеспечим защитой и всем необходимым для работы, дадим лабораторию, помощников, – он усмехнулся узкими губами, – и помощниц. Будешь как сыр в масле кататься.