Черноглазая блондинка
Шрифт:
— Я думал, Линда в Париже, — сказал я.
— Так и есть. Я разговаривала с ней по телефону. Время от времени мы созваниваемся.
— Полагаю, чтобы обменяться последними сплетнями международного масштаба.
Она улыбнулась и с упрёком сжала мою руку.
— Что-то в этом роде.
Мы подошли к навесу, похожему на автобусную остановку, стоявшему на краю мягкого песка, где пляж встречался с низкими дюнами. Внутри стояла скамья, сделанная из нескольких грубо сколоченных досок, хорошо выветренных солёным ветром.
— Давайте присядем на минутку, — предложила Клэр.
Там,
— Это, должно быть, частный пляж, — сказал я.
— Да, это так. Как вы догадались?
Я знал, потому что если бы это было общественное место, то такое убежище было бы настолько загажено и замусорено, что нам и в голову не пришло устроиться в нём. Клэр Кавендиш, сказал я себе, была одной из тех, кого мир защищает от собственных ужасов.
— Значит, вы рассказали Линде об исчезновении Нико, а затем о его внезапном воскрешении? — спросил я.
— Я рассказала ей не так много, как вам.
— Вы мне мало что рассказали.
— Я призналась вам, что мы с Нико были любовниками.
— Думаете, такая девушка, как Линда, не догадалась бы об этом? Пойдёмте, миссис Кавендиш.
— Я бы хотела, чтобы вы называли меня Клэр.
— Извините, не думаю, что стоит так делать.
— А почему бы и нет?
Я высвободил свою руку из ее и встал.
— Потому что вы моя клиентка, миссис Кавендиш. Всё это, — я махнул рукой в сторону укрытия, пляжа, этих деловитых маленьких птичек у кромки воды, где галька шипела в воде, словно кипятилась, — всё это очень мило, красиво и приятно. Но дело в том, что вы пришли ко мне с какой-то историей об исчезновении вашего парня, и вам не терпится найти бедолагу. Но тут выясняется, что мистер Питерсон проделал весьма серьёзный трюк с исчезновением, о чём вы, по каким-то своим причинам, не сообщили мне. Затем вы представляете меня своему мужу и показываете, какой он делает вас несчастной…
— Я…
— Позвольте мне закончить, миссис Кавендиш, а потом уже скажете вы. Я пришёл в ваш прекрасный дом…
— Я вас сюда не приглашала. Вы могли бы позвонить и попросить меня снова зайти к вам в офис.
— Это правда, абсолютная правда. Но я всё-таки пришёл, с плохими новостями, новостями, которые, я думал, вас потрясут, и всё только для того, чтобы обнаружить, что вы уже знаете всё, что я хотел вам сообщить. Потом мы отправляемся на приятную прогулку по вашему восхитительному саду, вы берёте меня под руку, ведёте на свой частный пляж и говорите, что знакомы с моей подругой миссис Лоринг, которая порекомендовала вам мои услуги после того, как вы не сказали ей, зачем они вам нужны…
— Я же сказала ей!
— Вы рассказали ей половину.
Она снова попыталась заговорить, но я остановил её ладонью у лица. Она вцепилась в сиденье обеими руками и смотрела на меня с таким выражением отчаяния на лице, что я не знал, верить ему или нет.
— В любом случае, — сказал я, внезапно почувствовав усталость, — всё это не имеет значения. Важно то, что именно вы хотите от меня? Что, по-вашему, я могу для вас сделать — и почему вы считаете, что должны притворяться, будто вот-вот влюбитесь в меня, чтобы я это сделал?
— Ретт, — сказала она.
— Что?
Она утратила свой отчаянный вид и, отвернувшись от меня, смотрела на берег, на волны. У неё была манера отбрасывать в сторону то, что ей не нравилось или с чем она не хотела иметь дело, такое поведение всегда ставило меня в тупик. Это умение, которому может научить только жизнь, пропитанная деньгами.
— Вы имеете в виду Ретта Батлера, — сказала она. — Это также, по совпадению, ласкательное имя моего брата.
— Вы имеете в виду Эверетта Третьего?
Она кивнула.
— Да, — сказала она, — мы тоже зовём его Ретт. Не могу представить себе кого-то менее похожего на Кларка Гейбла, — теперь она снова посмотрела на меня, озадаченно нахмурившись. — Откуда вы его знаете? — спросила она. — Откуда вы знаете Эверетта?
— А я и не знаю. Когда я приехал, он слонялся по лужайке. Мы обменялись несколькими дружескими оскорблениями, и он показал где вас найти.
— Аааа. Понятно. — Она кивнула, всё ещё хмурясь. Снова посмотрела в сторону океана. — Я приводила его сюда играть, когда он был маленьким, — сказала она. — Мы проводили здесь целые дни, грелись в прибое, строили замки из песка.
— Он сказал мне, что его зовут Эдвардс, а не Лэнгриш.
— Верно. У нас разные отцы — моя мать снова вышла замуж, когда приехала сюда из Ирландии. — Она опустила уголки рта в кривой улыбке. — Это был не самый удачный брак. Мистер Эдвардс оказался из тех, кого романисты называют охотником за приданым.
— Не только романисты, — сказал я.
Она наклонила голову в ироническом коротком кивке признания, улыбаясь.
— Как бы то ни было, в конце концов мистер Эдвардс сдался — измотанный, полагаю, попытками притвориться тем, кем он не являлся.
— А кем он был? Если не считать охотника за приданым.
— Тот, кем он не был, был честным и справедливым. Ну, я не думаю, что кто-нибудь знал, кем он был на самом деле, включая его самого.
— И он ушёл.
— Он ушёл. Вот тогда-то мама и привела меня в фирму, хоть я и была совсем юная. К удивлению всех, особенно меня самой, у меня оказался талант продавать духи.
Я вздохнул и присел рядом.
— Не возражаете, если я закурю? — спросил я.
— Пожалуйста, курите.
Я достал серебряный портсигар с монограммой. Чья это монограмма, я не знаю, — портсигар я купил в ломбарде. Открыл его и протянул ей. Она покачала головой. Я закурил. Приятно курить у моря; соленый воздух придает табаку свежий привкус. Сегодня, по какой-то причине, это напомнило мне о молодости, что было странно, поскольку я вырос не у океана.
И снова она словно прочитала мои мысли.
— Откуда вы, мистер Марлоу? — спросила она. — Где вы родились?
— Санта-Роза. Городок в нигде, к северу от Сан-Франциско. Почему вы спросили?