Черноглазая блондинка
Шрифт:
— Нет, — сказал я, — оставь их, оставь всё как есть.
Каннинг всё ещё смотрел на меня. Его маленькие безумные глазки были ледяными от ярости, но в его взгляде было что-то неподвижное и почти мечтательное. Наверное, он представлял себе, что Бартлетт — или, что более вероятно, его преемник — сделает со мной, если ему представится такая возможность.
— Давай, Каннинг, — сказал я, — в воду, если не хочешь, чтобы я сделал с тобой то же, что сделал со стариной Дживсом. И кстати, брось трость.
Каннинг швырнул «чванливую палку» на мрамор, как ребенок бросает чужую игрушку,
Хэнсон умоляюще посмотрел на меня и начал что-то говорить. Я помахал стволом пистолета перед его лицом, чтобы он заткнулся — я устал слушать его голос, такой пресыщенный и холодный раньше, и такой тонкий, и плаксивый сейчас.
— Заходи, Флойд, — сказал я, — вода чудесная.
Он печально кивнул, повернулся и последовал за Каннингом.
— Молодец, парень, — сказал я ему в спину.
Когда Каннинг добрался до дальнего конца бассейна, он повернулся и посмотрел на меня. Я почти слышал, как он спрашивал себя, остался ли ещё способ напасть на меня.
— Я могу пристрелить тебя и отсюда, — крикнул я ему, и мой голос отозвался водянистым эхом под высоким стеклянным куполом крыши.
Он поколебался еще мгновение, затем шагнул в бассейн, ковыляя своей кривой походкой вниз по белым ступеням, ведущим под воду.
— А теперь продолжай, — сказал я, — прямо на середину.
Флойд Хэнсон уже добрался до конца бассейна и, задержавшись на несколько секунд тоже осторожно спустился в воду.
— Продолжай идти, пока не окажешься в ней по подбородок, — сказал я ему, — тогда можешь остановиться. Мы не хотим, чтобы ты утонул.
Каннинг направился в мою сторону, пока вода не достигла уровня его груди, потом проплыл остаток пути до центра бассейна брассом, где он остановился и подпрыгнул вверх и вниз, двигая руками и ногами. Хэнсон тоже пошёл вброд, остановившись, когда вода покрыла его плечи.
— Давай, Флойд — сказал я. — Как я сказал, до подбородка, — он сделал ещё один мучительный шаг. Даже на таком расстоянии я видел панику в его глазах. Но, по крайней мере, он не утверждал, что служил во флоте.
— Вот так, — сказал я. — Теперь стой.
То, как его бестелесная голова плыла по воде, выглядело жутковато. Я подумал об Иоанне Крестителе.
В жизни бывают моменты, которые, как вы знаете, вы никогда не забудете, и, которые потом будете вспоминать с яркими, чёткими, галлюцинаторными подробностями.
— Хорошо, — сказал я. — Теперь я выйду за дверь и подожду некоторое время — вы не знаете, сколько именно, — и, если за это время я услышу, что кто-то из вас вылезает из бассейна, то вернусь и пристрелю того, кто это будет. Вам понятно? — Я направил пистолет на Каннинга. — Ты понял, старина?
— Думаешь, тебе это сойдет с рук? — спросил он. — Куда бы ты ни убежал, я тебя выслежу.
— Какое-то время вы не будете охотиться, мистер Каннинг, — сказал я. — Только не тогда, когда вы сидите в тюрьме в полосатом костюме и сами расстилаете
— К чёрту тебя, Марлоу, — сказал он.
Он уже тяжело дышал, пытаясь удержаться на воде. Если ему придется задержаться там подольше, он может утонуть. Но, на самом деле, мне было всё равно.
Конечно, оказавшись за дверью, я не стал задерживаться. Во всяком случае, Каннинг, вероятно, не поверил, что я это сделаю. Я решил не рисковать, выходя через парадную дверь — там могла быть кнопка, которую секретарша могла нажать, чтобы вызвать целую стаю головорезов, — поэтому я стал искать боковой выход. Я сразу же нашёл один, и притом знакомый. Я открыл пару дверей и поспешно прошёл через пару комнат, потом свернул в коридор, который показался мне знакомым, толкнул ещё одну дверь — наугад, как мне показалось, — и оказался в гостиной с ситцевыми креслами и высоким камином, куда в тот раз Хэнсон привёл меня после прогулки, и где Бартлетт в роли почтенного слуги подавал нам чай. Я пересёк эту комнату, открыл застеклённую дверь и, спотыкаясь, вышел на солнечный свет к нежному аромату апельсиновых деревьев.
«Шрайнеры» всё ещё шатались по территории. Половина из них была пьяна, а другая половина стремительно к этому приближалась. Их фески теперь сидели криво, а голоса звучали более хрипло. В состоянии наркотического опьянения мне на минуту показалось, что я ворвался в сцену из «Али-Бабы и сорока разбойников». Я пошёл по дорожке рядом со свисающей бугенвиллеей во всём её преувеличенном великолепии.
У меня было смутное представление о том, как добраться до места, где я оставил свою машину, и я направился в этом направлении, когда на повороте тропинки дорогу мне преградил рыжеволосый краснолицый парень в слегка потрепанной феске, который был скроен в масштабе семейного холодильника. На нём была лимонно-зелёная рубашка и фиолетовые шорты, а в большой розовой лапе он сжимал высокий стакан для коктейля. Он посмотрел на меня с широкой, счастливой улыбкой, затем нахмурился с притворным неодобрением и указал на мою голову.
— Твой голова обнажена, брат, — сказал он. — Так нельзя. Где твоя феска?
— Её украла обезьяна и убежала с ней в лес, — сказал я.
Это заставило толстяка от души рассмеяться, и его живот затрясся под ослепительно яркой зеленой рубашкой. Тут я понял, что всё ещё держу в руках «вайраух», и теперь он его заметил.
— Смотри-ка! — сказал он. — Ну разве у тебя не шикарное оружие? Где ты его взял?
— Их раздают в клубе, — сказал я. — Управляющий растратил их деньги, и сейчас формируется отряд, который будет его преследовать. Поспеши, и ты сможешь присоединиться.
Он посмотрел на меня с открытым ртом, а затем хитрая усмешка расплылась по его лицу, которое было цвета рождественской ветчины и с такой же точно текстурой. Он лукаво погрозил мне пальцем.
— Ты дразнишь меня, брат, — сказал он. — Разве не так? Я знаю, что так.
— Ты прав, — сказал я и взвесил пистолет в руке. — Эта штука — всего лишь копия. Здешний большой вождь, человек по фамилии Каннинг, коллекционирует их — то есть модели. Вы должны попросить его показать вам его оружейную комнату. Это что-то!