Чернокнижник. Три принципа тьмы
Шрифт:
Акуто помрачнел.
— Донат — дурной человек. Он говорил… приказывал… Приказал убить девочку. Она была невинна…
Антон, побледнев, рванулся вперед. Дополнительных объяснений ему не требовалось — кем была несчастная невинная девочка, парень понял сразу, и теперь жаждал отмщения.
— Ты! — губы его дрогнули, — Это ты… ты убил ее, убил Милену!
Фаррад заступил ученику путь. Карина ухватила его за плечо, почти повисая на нем.
— Антон, остынь, — вампир сдвинул брови, — Я понимаю твои чувства, понимаю, что ты хочешь отомстить, но, поверь мне —
Скрипач дернул плечом, пытаясь сбросить цепко держащую его руку девушки.
— Он убил ее! Я… я уничтожу, сотру его в порошок! За Милену, я…
— Антон! — на этот раз уже Карина решила внести свою лепту, — Антон, я прошу тебя — успокойся! Ради меня.
Последние слова оказали значительно более благотворное действие, нежели увещевания Фаррада. Антон изумленно обернулся на свою ненаглядную шаманку, хотел что-то сказать… и едва не упал, вдруг почувствовав теплые девичьи губы на своих. Он попытался поднять руку, хотел обнять ее — но девушка уже отстранилась, глядя на юношу строго и серьезно.
— Будь хорошим мальчиком, — негромко проговорила она, — Сдержи свою ярость. Я обещаю тебе отмщение чуть позже.
Скрипач, смутно догадываясь, что поцелуй был не более, чем способом воздействия, и никаких иных чувств за ним не скрывалось, хмуро кивнул, опуская взгляд. Смотреть на Акуто ему было невыносимо.
— Итак, ты готов сопроводить нас к Донату, — Фредо, честно выждавший, пока буря позади уляжется, чуть приподнял подбородок, — Что ж. Тогда вставай и веди нас, Акуто… Но ответь мне сперва — почему? Почему ты жалеешь девочку, почему не одобряешь приказов своего хозяина? Разве не за убийство ты был отправлен в темницу?
Акуто опустил голову и, упершись рукой в пол, тяжело, будто через силу поднялся на ноги. Голос его звучал тихо.
— Я сидел… там. И много думал. Я плохо поступал, я не хочу так больше! — преступник вскинул голову; глаза его сверкнули, — Донат — нехороший человек. Он хочет, чтобы я опять поступал дурно. Я не хочу. Я проведу вас. Идемте.
Когда убийца шагнул вперед, все расступились пред ним — то ли как перед королем, то ли как перед прокаженным. Он, не обращая на это внимания, решительно миновал людской строй и, не оглядываясь, зашагал по коридору в обратную сторону. Спутники, переглянувшись, направились за ним. Антон предпочел идти в хвосте, дабы уберечь себя от соблазна прикончить убийцу на месте.
…Тяжелые двери зала дрогнули и медленно растворились, впуская в псевдо-пустую залу звук шагов, слабый ветерок и запах жизни. Мартын, сидящий у своего столба, заведя за спину освобожденные руки, изо всех сил старался не привлечь внимания Доната ни к себе, ни к Креону за своей спиной. Клацпер, совершенно довольный собой, терся о его руки, как кошка и разве что не мурлыкал, старательно грея замерзшие пальцы друга своим горячим тельцем.
Сам колдун, под личиной старика, сгорбившись и опершись о какую-то крючковатую палку, созданную в порыве вдохновения, сидел в дальнем углу у погасшего камина и на явившихся людей, похоже, не обращал ни малейшего внимания. Пьетро видно не было — Мартын знал, что он привычно скрывается в темном
Ловушка была подготовлена на славу — на первый взгляд зал казался пустым и холодным, магический покров скрывал и человека, сидящего у столба, и сам столб, и покрытое кровью зеркало, и всевозможные алхимические склянки на каминной полке. На виду оставался только согбенный временем старик, который, казалось, не может представлять опасности для отряда молодых и сильных людей.
Они вошли один за другим, оставив Акуто снаружи и, оглядевшись, замерли, не понимая, что происходит. Их странный проводник совершенно определенно указал на эту дверь, сказав, что за нею прячется так долго разыскиваемый ими колдун, но… Никого, хоть отдаленно напоминающего Доната здесь не было.
А впрочем… когда-то ведь жрецу Неблиса достало мастерства принять облик юноши, почему бы теперь ему не найти в себе хитрости стать стариком?
— Эй! — Аркано, как самый решительный и самый внушительный, уверенно принял на себя лавры первопроходца вместе с обязанностью переговорщика, — Старик! Ты кто такой и что делаешь здесь?
Старик медленно повернулся, будто неуверенный, что верно понял обращенные к нему слова, закряхтел и, приставив ладонь к правому уху, прошамкал:
— Што вы шкажали, гошподин?
Выглядело сие очень натурально и более, чем естественно. Путники переглянулись; несдержанный Ашет в сердцах сплюнул на пол.
— Значит, этот подлец обманул нас! — прошипел он, — Это ловушка! Только вот не пойму пока, в чем она заключается…
— Я спросил, кто ты! — повысил голос Медведь, не обращая внимания на разговоры за спиной, но на всякий случай кладя ладонь на эфес меча.
Старик с выраженным трудом повернулся и, опираясь на сучковатую палку, кое-как заковылял к ним.
— Вы шкажали — хто я?.. Дак я ж, ваша милошть, прошто штарый чефолек… челофек, проштите… Я живу ждесь уже ошень дафно, ш тех шамых пор, как ушли боги… Я штерегу это мешто от дурных челофеков… А хто вы тахие будете?
Говорил старик с трудом, кое-как подбирая слова, и невольно внушал доверие. Подслеповатые глаза его слегка белели в слабом сумраке зала, разобрать их цвет было совершенно невозможно. Облачен странный страж Искъерды был в лохмотья, в какой-то оборванный плащ… Фредо неожиданно вспомнил, как наряжался в похожие тряпки и морочил головы людям, представляясь бродячим поэтом, менестрелем. Доверия к незнакомцу в его душе значительно поубавилось.
Мартын, невидимый для друзей и не решающийся пока подать знак им, справедливо полагающий, что Донату достанет сил убить его, молча наблюдал этот спектакль, иногда качая головой. В то, что друзья так легко позволят себя обмануть, он не верил.
— А скажи-ка мне, старик… — продолжал главнокомандующий, пытливо рассматривая собеседника, — Не встречал ли ты где в этих стенах человека с пронзительно-синими, очень яркими глазами? Ему как будто два сапфира в глазницы вставили.
Старик закряхтел, собираясь с мыслями, зашаркал, кое-как переставляя немощные ноги по полу и волоча за собою палку. Приблизился на расстояние нескольких шагов и, опять приставив ладонь к уху, вопросил:
— Ась?
Медведь досадливо вздохнул и принялся повторять вопрос.