Чернокнижник
Шрифт:
Связь с защитником я все еще чувствовал, хотя и довольно слабо, она завязана на крови, а не магии. Одри… Стоило подумать о ней, и вновь стало мерзко, на языке разлилась желчная горечь. Вот же гадость…
Понимая, что сплести дельный аркан здесь не получится, вытащил из-за спинных пространственных ножен клинок, сталь тускло блеснула при свете мутного солнца. Сделал шаг. Сапог поскользнулся и проехал, я дернулся, удерживая равновесие. Под ногами, чуть припорошенное снежком, лежало замерзшее озеро. В полоске моего следа блеснул начищенным стеклом лед, и в тот же миг подо мной в глубине что-то
— Твою ж мать, — с чувством сказал я, втянул воздух и помчался через замерзшее озеро, из темной глубины которого поднималось что-то, с чем я совсем не хотел встречаться. Сапоги скользили по льду, воздух уже раздирал горло, а черная скала, казалось, лишь отдалялась от меня. В глубине снова бухнуло. И еще. И снова. А затем глухие удары и шлепки последовали один за одним, и я заорал, когда лед под ногами треснул, расходясь клинообразной трещиной. Бух! И я лечу кубарем, когда плоская поверхность встает горбом. За край я зацепился каким-то чудом и повис на одной руке, все еще сжимая в другой бесполезный клинок гаруты. Ледяная крошка хлынула вниз, и я тоже посмотрел и… сцепил зубы, выкидывая аркан левитации, потому что из черной глубины сквозь студеную воду меня разглядывала рептилия, я видел кольца змеиного тела и желтые глаза, прикрытые белесой пленкой. И это порождение бездны стремительно приближалось, раскрывая пасть, усыпанную рядами треугольных зубов.
— Риараланшан! — поток воздуха подхватил меня, сдернул с льдины, протащил на десяток крантов и швырнул на ледяной наст. Продлевать аркан не решился, мой резерв не бесконечен, и просто припустил со всех ног. Лед за моей спиной взорвался, разлетаясь осколками, но я уже зацепился за черный уступ, закинул тело на скалу, обдирая ладони, и кубарем покатился по обледеневшему камню, в который удалилась треугольная голова змеи. А я заорал, потому что мое скольжение не замедлилось, напротив, я все набирал скорость, устремляясь вниз по скату скалы и бесполезно пытаясь ухватиться за ледяную поверхность. Гарута звенела в моих руках, но вбить ее в лед из положения лежа и на полном ходу мне никак не удавалось, сталь лишь высекала ледяные брызги и оставляла царапины. И даже сплести аркан не получалось, меня кидало из стороны в сторону, ударяя о бортики этого природного и скользкого желоба.
С воплем я взмыл вверх, на какой-то жуткий миг завис где-то между небом и землей, а потом рухнул на гранитную крошку, лишь в последний момент замедлив себя воздушной подушкой.
— Гадство, — простонал я и, кряхтя, перевернулся. От удара болела грудина и ребра, и я надеялся, что это всего лишь ушиб, а не переломы. Клинок я все-таки выпустил в полете, когда создавал аркан, и теперь оглянулся, пытаясь его найти.
Гарута покачивалась в серой туше неизвестного мне зверя, рукоять мелко дрожала, пока монстр скреб когтями гранит, оставляя глубокие борозды. Я озадаченно потер подбородок. Да уж, удачненько…
Тихий всхлип заставил меня вскочить и обернуться, соединяя запястья и собираясь дорого продать свою жизнь. В щели между двумя черными валунами шевелилось что-то косматое, и оно лезло наружу, издавая странные приглушенные звуки. И когда я уже открыл рот, собираясь выкинуть файер,
— Лекс, — прошептала Одри. — Ты нашел меня. Ты нашел меня!!!
И она бросилась ко мне, повиснув на шее, покрывая лицо короткими, сухими поцелуями и что-то безостановочно всхлипывая.
— Я так боялась! Но я знала, знала, что вы меня не бросите, что найдете, знала! Лекс! Спасибо Богине, спасибо, спасибо!
Ее руки лихорадочно ощупывали меня, словно пытаясь убедиться, что я настоящий, а не мерещусь ей, и в итоге я просто сжал ее запястья, отрывая девушку от себя. Уставился ей в лицо. Сглотнул. Одри выглядела… по-другому. Ее кожу покрывал загар и грязь, щеки ввалились так, что о резко обозначившиеся скулы можно порезаться, волосы спутаны и покрыты слоем грязи. Губы сухие, воспаленные и искусанные. А опрятное синее платье с белым воротничком выглядит так, словно…
Я вновь протолкнул в горло слюну, но вопрос все равно вышел с хрипом.
— Одри. Детка. Возможно, я скажу глупость, но… Сколько ты уже здесь?
— Десять дней, — она моргнула удивленно. — Я провалилась в эту пространственную дыру десять дней назад. Лекс! Но почему ты спрашиваешь?
— Похоже, дыра не только пространственная, — присвистнул я. — Но и временная. Мы потеряли тебя примерно час назад, Одри.
— Что? — она открыла рот. Набрала воздух. И заорала так, что я поморщился. — Ты хочешь сказать, что все эти девять ужасных дней, когда я пыталась тут выжить, когда голодала, когда тряслась от холода и страха, когда пряталась от отвратительных созданий и молилась… когда я звала вас! Этих дней не существовало?
Я кивнул. Лицо Одри как-то сморщилось, и она сделала судорожный вдох.
— Эй, только не вздумай реветь, — предупредил я. — Я сам не понимаю, как такое возможно. Но… Это Пустошь, детка. Я отправился за тобой сразу же, Одри. И кстати, какого демона ты спрыгнула в тот туман?
Я встряхнул девушку, раздумывая, что буду делать, если она заплачет. Но она лишь закрыла глаза, делая короткие вдохи, постояла так.
— Я увидела родителей, — без эмоций сказала она. — Я увидела их там. И не смогла… сдержаться.
— Это была лишь иллюзия.
— Да. Иллюзия.
Одри открыла глаза и выдернула из моих ладоней руки.
— Где остальные?
Я одобрительно кивнул. Девчонка не так слаба, как кажется. И реветь, похоже, не станет. Это радует.
— Остались в низине, я не смог бы протащить сквозь пространство всех. Нам надо вернуться, детка, я постараюсь открыть портал…
— Не сейчас, Лекс. Солнце садится, и скоро здесь будет полно таких тварей, — она кивнула на серую тушу. — Надо забраться повыше, в скалы. Иди за мной. Но прежде…
Я открыл рот, намереваясь что-то сказать, и закрыл, изумленно наблюдая. А малышка Одри тем временем деловито осмотрела серую тушу, отрезала моей гарутой кусок мякоти, завернула в тряпку, подозрительно напоминающую оторванный подол ее платья, закинула на спину и завязала узлом. А после бросилась к камням и полезла наверх, цепляясь за выступы. Я посмотрел на ее худые исцарапанные ноги в ободранных ботинках. Десять дней. Она сказала, что провела здесь десять дней. Одна. Девушка, выросшая в монастыре.