Черноморский призрак
Шрифт:
– Юрка, ты мыслишь привычными для тебя шаблонами. Дрон можно сделать пилотируемым. Я ознакомился с его устройством, в памяти Ганса есть эта модель. Хоть он и говорит, что это древняя рухлядь, но это в его понимании рухлядь. А здесь — вершина научно-технического прогресса. Эти дроны имеют приличные размеры и энерговооруженность, а внутренний объем у них не весь аппаратурой и машинерией заполнен. Там вполне можно сделать что-то вроде пилотской кабины.
– Ваня, вы там чего обкурились с Гансом?! Хоть для него такое и невозможно. Ты собрался в условиях одесских портовых мастерских, или даже на заводе моего папеньки, выполнить работы по превращению беспилотного космического аппарата в пилотируемый? Надеюсь, ты в курсе, сколько всего нужно сделать, чтобы бренная человеческая тушка сохраняла жизнеспособность внутри этой жестянки во время полета? Это даже если рассматривать полет всего лишь
– Так ручное управление там есть.
– Откуда?!
– По проекту. Вернее, не совсем ручное управление. Там есть приборная консоль для ремонтников, и для контроля работы бортовых систем ими можно управлять вручную с этой консоли. Нужно всего лишь переключить автоматический режим на ручной.
– Хорошо, допустим. А ты в курсе, что придется высовывать свою башку в люк, чтобы было видно, куда лететь? Иллюминаторов и мониторов для камер визуального обзора там нет. В скафандре такое еще возможно. И то на малых скоростях при прохождении атмосферы. Иначе башку снесет. Но скафандров здесь нет. Ближайшие — на Луне. На борту «Марлина».
– Юрка, а разве я говорил о космических полетах?
– Не понял?
– Ведь в атмосфере на малых высотах можно летать, и башку высунув в люк. До четырех тысяч метров даже без кислородных масок. А если еще остекленный фонарь кабины над люком сделать, какие начали делать на самолетах середины двадцатого века, так вообще хорошо!
– Упс... Ваня, признаю! Я — балбес. О полетах в атмосфере на малых высотах даже не подумал. Ничего не поделаешь, профессиональная деформация.
– Не расстраивайся, ты не один такой. Я сам недавно об этом подумал. Превратить космический беспилотный дрон в подобие атмосферного пилотируемого глайдера. Эти четыре «птички» нам бы очень пригодились. В конце концов, можно ведь использовать их скрытно, и держать где-нибудь подальше от нескромных взоров.
– Согласен. Ганс, а ты что скажешь?
– Чисто с технической стороны проблем нет, Командир. Идентификацию «свой-чужой» я пройду легко. И после этого возьму искины всех дронов под контроль. Все же, разница в развитии в сотню лет много значит. Проблема лишь в корабле-зонде. Пока он поддерживает связь со Штабом, ничего не выйдет.
– Ладно. Хоть помечтали. Давайте вернемся к делам сегодняшним. Что там наши джентльмены? Снова собрались ракетами баловаться?
– Да. На каждой шлюпке установлен станок для запуска ракет Конгрива.
– Мерзавцы... Надо бы выловить нескольких из воды. Да нашим казачкам отдать, чтобы они им подсказали, что и как следует говорить борзописцам... Ладно. Тут уж, как повезет. Что с погодой?
– Свежий зюйд-вест, ясно. Изменения пока не предвидится... Командир, противник отдал буксирные концы шлюпок. Сейчас начнут выстраиваться в линию.
– Ага, вижу... Ну, что же! Милости просим!Welcome to Odessa!
Окончательно рассвело, и из Карантинной гавани хорошо видны выстроившиеся в линию девять вражеских пароходофрегатов. Как и в моей истории, они занимают позицию на расстоянии около одной мили до берега напротив Практической гавани. Перед кораблями вперед выходят шлюпки. Вскоре с них взмывают в небо ракеты, оставляя за собой дымный шлейф, и устремляются к городу. В Копенгагене у англичан варварский не прицельный обстрел города прошел успешно. Да только сейчас джентльмены в Лондоне не учли, что Одесса — это не Копенгаген...
После первых пусков ракет гремит залп из четырех древних пушек шестой батареи. Прапорщик Щеголев все делает, как условились. Личный состав шестой батареи не отсвечивает на виду у противника, а быстро и скрытно покидает батарею, полностью выполнившую свою задачу — стать приманкой для вражеского флота. А что же их визави? Не обманули наших ожиданий! Гремит ответный залп, и пароходофрегаты противника окутываются дымом. Дело чести по-английски началось.
Сразу же за открытием огня противником отвечает наша «засадная» седьмая батарея. Отставной фельдфебель Проскурин снова подтвердил свое высокое мастерство. Дистанция для нарезных орудий небольшая, и три снаряда впиваются в борт французского пароходофрегата «Декарт», оказавшегося как раз напротив батареи. Один попадает в кожух гребного колеса, два других чуть ближе к носу. Взрывы, летят во все стороны деревянные обломки, и «Декарт» рыскает в сторону. В дело включается наша «хулиганская флотилия». Рядом гремят выстрелы «Измаила» и «Скадовска». Ведут огонь также остальные пароходы. Наше кормовое орудие послало фугасный снаряд по ближайшей цели - «Тайгеру». И попадает в борт в районе палубы. Взрыв
Прицел ложится на участок борта, где находится машина «Тайгера». Ганс еще в Варне самым тщательным образом осмотрел все вражеские пароходы и выяснил их самые уязвимые места. Во всяком случае все, что можно было выяснить путем наружного наблюдения, а также поиском в архивных материалах. И теперь это дает результат. Болванка бьет в борт «Тайгера», который тут же окутывается паром. Взрыва котла не произошло, но пар выходит в атмосферу со страшной силой. Либо поврежден паропровод, либо пробит цилиндр. Все, «Тайгер» не жилец. Перевожу прицел на следующую цель — английский пароходофрегат «Террибл». Выстрел, болванка бьет в борт, и на «Террибле» воцаряется ад. Попадание пришлось прямо в котел. В центральной части корпуса сильный взрыв, в разные стороны летят обломки, и все скрывается в облаке пара. Когда пар рассеялся, «Террибл» представлял жуткое зрелище. Корпус в средней части разворочен, разгорается пожар. О «деле чести» там уже никто не думает.
Расчет орудия работает слаженно и споро, развив максимальную скорострельность. Болванки летят к цели одна за другой, но не всегда удается сразу попасть в машину, или в котел. То, что касается прицеливания и подачи команды на выстрел, с этим Ганс справляется успешно. Да вот только погрешности в изготовлении снарядов и зарядов пороха никуда не делись.
Противник не стоит на месте, а поняв, что ему здесь не рады, начал маневрировать. Точность его огня оставляет желать лучшего как из-за заметной качки, так и резкого шараханья в сторону в попытке выйти из-под обстрела. Поэтому удаленные пароходы получается поразить в нужное место только с третьего, а то и с четвертого выстрела. Но на конечный результат это не повлияло. Все корабли противника, подошедшие к Практической гавани и начавшие обстрел Одессы, лишились хода. Если бы там вовремя среагировали и постарались сразу же отойти, то кому-то бы может и удалось спастись. Но англичан и французов подвела шаблонность мышления. Они действовали согласно принятым сейчас правилам тактики, исходя из существующих реалий. Когда бомбардировка города «ядерным» оружием и дуэль с береговыми батареями может вестись часами, но так и не привести к нужному результату. Они не допускали мысли, что можно о д н и м выстрелом на дистанции в милю уничтожить корабль, либо лишить его хода. Очевидно, быструю гибель «Мечидие» на рейде Синопа многие сочли случайной. А победу в бою у мыса Пицунда приписывали «Флоре», не обладающей артиллерией нового типа. Бой наших пароходофрегатов с турецкой эскадрой возле Босфора на первый взгляд тоже не особо отличался от привычной картины морского боя. Во всяком случае, наблюдателей европейцев на турецких кораблях не было. А спасшиеся турки рассказывали такие ужасы, что в Европе им просто не поверили, сочтя явным преувеличением. Поэтому англичане и французы сами полезли в ловушку, не предполагая такого б ы с т р о г о развития событий. Когда исход боя решают не часы, а секунды.
На английских пароходофрегатах «Террибл» и «Самсон» взорвались котлы, что привело к сильным повреждениям корпуса и быстрому затоплению. А вот английским «Тайгер», «Ретрибьюшн» и «Фьюриос», а также французским «Могадор», «Вобан», «Декарт» и «Катон» повезло несколько больше. У них вышли из строя машины в результате попадания болванок, а механики, надо отдать им должное, вовремя смогли стравить пар и не допустить взрыва котлов. Поэтому пароходы вскоре после начала боя превратились в неподвижные мишени для седьмой батареи и батареи на мысе Ланжерон, точности огня которых мог бы позавидовать любой сегодняшний артиллерист. Попытки поставить паруса и выйти из-под обстрела, разорвав дистанцию, успеха не имели. Корабли противника тонули раньше, чем успевали это сделать.
Вскоре все пришло к логическому завершению. Последний из пришедших выполнить «дело чести», английский пароходофрегат «Фьюриос», отправился в последнее плавание — на дно Одесского залива. Вся акватория перед портом была покрыта деревянными обломками, за которые цеплялись уцелевшие моряки. Часть шлюпок «ракетчиков» тоже попала под раздачу. Хоть по ним специально не стреляли, но некоторые оказались слишком близко к пароходам и пострадали от взрывов снарядов. Остальные удрали на якорную стоянку, поставив паруса и воспользовавшись попутным ветром. Дело чести по-английски закончилось несколько не так, как планировалось.