Черные дрозды

Вендиг Чак

Мириам присоединяется к Луису, и они ходят уже вдвоем. Они напоминают двух хищных кошек, следящих друг за другом по разные стороны решетки одной клетки.

— Вытащи меня из этого сна, — говорит она.

Он игнорирует её просьбу.

— Может быть, я настоящий Луис. Может быть, я в его спящем мозгу, зовущем тебя ментально, ведь ты такая чувствительная. Бедная маленькая девочка экстрасенс. Может, я и знаю, что грядет, и умоляю тебя предотвратить это. Пожалуйста, Мириам. Плак-плак.

— Я не могу заставить это остановиться.

— Может быть. Может быть,

нет. Но у тебя до сих пор есть выбор. Я скоро умру, но вместо того, чтобы это предотвратить (или, по крайней мере, попытаться сделать мою жизнь лучше, хотя бы на эти две недели), ты собираешься охотиться за мной и красть у мертвого, лишенного глаз тела.

— Девушке нужно что-то есть, — с издевкой говорит Мириам.

Луис останавливается.

— Это так ты себя оправдываешь?

— Ты не знаешь, что я делаю и зачем я это делаю, — говорит она, хотя и думает, что всё как раз наоборот. — Я буду с Луисом и, поверь мне, ты не он, и может быть, я сделаю его жизнь несколько лучше в эти две недели.

— Минет пришелся бы в самый раз, — соглашается Луис. — Попробуй как-нибудь.

— Да иди ты. Я могу сделать его счастливым на это время. Но не проси меня спасать его…

— Спаси меня.

— …потому что этому не суждено случиться. Не может просто. Оно мне не позволит.

— Оно?

— Судьба. Ты. Бог. Не важно.

Луис пожимает плечами. Потом смотрит куда-то Мириам за плечо.

— Эй, — говорит он. — Что это там?

Мириам попадается и оборачивается.

Это воздушный шарик. Он дрейфует вдоль дороги, его подхватывает разгоряченный воздух; с шарика на асфальт шипя, будто на сковородку, капает кровь.

Мириам поворачивается, чтобы сказать что-нибудь Луису или не-Луису, или тому, кем бы он ни был, но…

Его нет.

Вместо него белый внедорожник, который бьет Мириам прямо в грудь, и она чувствует, как что-то ломается внутри.

Карканье воронья. Плач ребенка.

* * *

Когда Эшли просыпается, то находит Мириам в углу, истекающую потом. Она сидит, упершись спиной в обе стены и что-то строча в блокноте.

— Что ты делаешь? — хрипит он.

— Пишу.

— Я вижу это, Хемингуэй. Что пишешь-то?

Девушка поднимает взгляд. У неё в глазах вспыхивает безумие, на губах играет сумасшедшая улыбка.

— Накатала две страницы, вот что. Осталось только семь. — И она возвращается к своей писанине.

Глава восемнадцатая

Месть Жирного Чувака, в некоторой степени

Трейлерный парк напоминает Харриет кладбище. Один передвижной дом и два сцепленных трейлера. Серые и белые коробки. Все выстроились друг за другом. «Похожи на надгробия», — думает Мириам. Или ряд гробниц, каждая из которых отмечена мертвыми или умирающими цветами.

Фрэнки пинает камень. Тот рикошетит от ржавой лейки и попадает в грязного садового гнома в грибоподобной шляпе.

— Это место просто отвратительно.

Харриет поднимается и стучит в дверь последнего домика.

Человеческая гора, татуированное тело, открывает дверь.

Жирный Чувак. Конкретнее:

голый Жирный Чувак. Два пальца в шине.

Его тело полностью заполняет дверной проем. Огнедышащий дракон переплетается с другим, опоясывает кратер живота мужчины. Второй дракон спускается вниз прямиком к…

Фрэнки бледнеет.

— Ох, да ладно, — бормочет он, прикрывая глаза.

— Что? — раздраженно интересуется Жирный Чувак.

Фрэнки морщит нос.

— Слышь, у тебя член тоже в татуировке?

— А ты разглядываешь мой член?

— Так он у меня прямо перед носом! — кричит Фрэнки, тыча пальцем. — Он как огурец. Морской огурец. Мне кажется, это он пялится на меня, если честно.

Толстяк рычит:

— Я тебе в рот плюну, если ты не заткнешься.

— Ах ты сукин сын…

— Нам надо задать вам несколько вопросов, — перебивает Харриет, отодвигая Фрэнки.

— Я не отвечаю на вопросы лесбиянок и даго [16], - говорит Жирный Чувак, довольный собой.

— Иди на хрен, жирдяй! — говорит Фрэнки, делая шаг вперед.

Жирный Чувак тянется левой рукой, той, где здоровые пальцы, чтобы схватить Фрэнки за нижнюю челюсть и оторвать её от головы. Но его рука не добирается до цели.

Харриет медленно вздыхает и выбрасывает руку вперед, хватая Жирного Чувака за яйца своими маленькими пальчиками. Она сдавливает их так, словно пытается открутить голову воробью. Человек-гора визжит таким голосом, будто пнули щенка, и протягивает мясистую руку к голове Харриет. Она отклоняется и ладонь врезается в трухлявый косяк его собственного трейлера. Средний и безымянный пальцы отгибаются назад неестественным образом, слышится треск; так палка хрустит под ботинком. Жирный Чувак воет.

Харриет чертовски довольна. Ещё два сломанных пальца. Симметрия её радует.

Она отпускает яички Жирного Чувака и отталкивает мужчину назад.

Теперь можно увидеть остальную часть трейлера — над горой грязной посуды летают мухи; ткань на диване настолько загрубела, что на ней можно тереть сыр; дверь в ванную, представляющая из себя гармошку, прицеплена к стене ржавым крюком. Настоящий дворец.

У противоположной стены стоит огромная кровать, как предполагает Харриет, обязанная своими размерами большой туше Жирного Чувака. На ней сидит худая девушка лет восемнадцати, может быть, моложе, и наблюдает за всем происходящим одурманенными кокаином глазами. Она держит у подбородка одеяло, будто притворяясь скромницей, однако, из-за простыни видна одна грудь с торчащим соском. Но девушка как будто этого не замечает.

— Держи ему голову, — командует Харриет.

Фрэнки хватает лысую, тыквообразную голову байкера и прижимает к ковру, где покоятся пятна от еды и другой биологической активности.

— Теперь подними голову.

Когда голова поднята, Харриет подносит фото Жирному Чуваку под нос. Его влажные глазки пытаются на ней сосредоточиться.

— Этого парня зовут Эшли Гейнс, — объясняет Харриет. На фото Эшли смеётся, он на вечеринке со стаканом пива в руке. Все стоят в сияющих лучах Рождественских огней. — Бармен сказал, что вы знакомы.