«Черные кабинеты» История российской перлюстрации. XVIII - начало XX века
Шрифт:
Начальник Жандармского управления Одессы подполковник Кноп 21 сентября 1872 года докладывал управляющему III Отделением графу П.А. Шувалову, что автор письма, тридцатипятилетний (в действительности ему оставался месяц до тридцати двух лет) Николай Артемьевич Иванов, служит капитаном пограничной стражи Одесской бригады и исполняет должность бригадного адъютанта. «Живет скромно, в небольшой квартире на отдаленной улице». Одновременно «пописывает» критические фельетоны в газете «Новороссийский Телеграф» под псевдонимом «Н.И.» 1437 . Вообще начальник Одесского ГЖУ всячески старался доказать ничтожность фигуры дерзкого капитана. Может быть, в некоторой степени это было вызвано стремлением объяснить, почему Иванов не попал в поле зрения политического надзора ранее. Жандармский подполковник указывал, что фельетоны его «не имеют особого значения», что личность эта «совершенно незаметна в обществе, где он бывает довольно мало». То, что он называет одесскую полицию «собранием воров и мошенников, не может быть понято как выражение недовольства против Правительства», ибо «сама полиция дает повод подобным образом отзываться о ней… всем живущим в Одессе», о чем было доложено дважды в июле того же года. Наконец, доказывалась бесперспективность судебного преследования капитана, ибо «весьма трудно проследить и удостовериться в справедливости падающего на Иванова обвинения, так как неизвестно ни времени, ни места, ни лица, где и при ком Иванов позволил себе предполагаемые резкие выражения» 1438 .
1437
Мне удалось обнаружить в газете «Новороссийский Телеграф» за 1872 год три обозрения (фельетона), подписанных псевдонимом «Н.И.» и «Н. И-въ»: «На Новый год» – 1 (13) января. № 1.
1438
ГАРФ. Ф. 109. Оп. 3а. Д. 464. Л. 7–8 об.
В результате для государя была подготовлена справка, которую он «изволил читать» 28 октября. В ней почти дословно повторялся текст Одесского ГЖУ, а также сообщалось, что за Ивановым установлен «строгий негласный надзор». За А.Г. Шебановым также было учреждено наблюдение 1439 .
Но уже 19 ноября было перлюстрировано новое возмутительное письмо Иванова все тому же Шебанову. Вот текст перлюстрации:
Скажи, ради Бога, что это «Голос» так беснуется и свирепствует против Жидов? Тут что-то не спроста! Уж не предвидится ли какая-нибудь концессия, которую Православные хотят выудить?
Мы, Русские, настоящее тесто, нас месят и мнут, как угодно, и мы только кряхтим и почесываемся. Власть и для нас и для евреев одна и та же, деспотизм одинаково давит как Еврея, так и Русского. Но посмотрите: Русский несет все тягости, платит подати, пропивается, обкрадывается чиновничеством; Еврей же свернулся в клубок, замкнулся в кагальную общину, устроился с своим самоуправлением и легально оппонирует. Наше земство и городское общественное управление и во сто лет не завоюют себе такого самостоятельного положения, какое приобрели кагалы. А все-таки кагалы – зло. Их следует искоренить, следует разрушить замкнутость еврейской общины; но для этого надобно дать сперва действительную самостоятельность русской общине. Пусть нам дадут свободу, пусть церковь не вмешивается в гражданский быт общества и пусть самоуправление получит возможность вести дело без вмешательства со стороны администрации; пусть, наконец, дадут нам свободу мнения и слова, и тогда мы посмотрим, на чьей стороне будут Евреи. Но ничего этого мы не получим, и в этом, конечно, Евреи не виноваты 1440 .
1439
Там же. Л. 6, 9, 10–11.
1440
Газета «Голос» выходила в Петербурге в 1863-м – феврале 1883 года и была одной из наиболее влиятельных в стране. В области национальной политики она выступала за «ассимиляцию иноплеменных частей империи». Неоднократно в редакционных статьях и заметках обращалась к так называемому «еврейскому вопросу», в том числе и в 1872 году: «Что такое евреи в России» (12 (24) августа. № 104. С. 1); «Еще о евреях» (7 (19) ноября. № 191. С. 1); «Из Кишинева. Отклик на статью о евреях» (14 (26) ноября. № 198. С. 3) и др. Основным автором по данной проблеме являлся в тот период фактический редактор газеты, историк В.А. Бильбасов. Письмо Н.А. Иванова было реакцией на статью «Еще о евреях». В ней, в частности, говорилось: «…духовно-общественные учреждения еврейского народа… сплотили этот народ в тот замкнутый кружок, в который не проникает ни идея законной правды, ни начала общечеловеческой справедливости… Меркантильные руки евреев – сообщают нам из Одессы – захватили всю экономическую жизнь города… Граф Чернышев при Екатерине [II] так характеризовал евреев: “Они неопрятны, вонючи, праздны, ленивы, хитры, любостяжательны, пронырливы, коварны, злы; христианин – раб еврея”. Такими, по большей части, они остались… Евреи… образуют одну громадную, крепко организованную… стачку, имя которой кагал и цель которой – законный грабеж и легальное мошенничество». Автор предлагал лишить евреев права публичного богослужения, разрушить кагал – еврейскую религиозную общину.
23 ноября Александр II начертал: «Личность эта кажется нам уже известна» – и повелел сообщить министру финансов об удалении Иванова из Одессы и неназначении его на службу в пограничной местности 1441 .
Наконец, государь – возможно, чтобы понять, как сформировалось мышление Иванова, – пожелал узнать о прохождении им службы. Оказалось, что Н.А. Иванов, дворянин Полтавской губернии, православный, родился 29 октября 1840 года в семье жандармского подполковника. Окончил Полтавский кадетский корпус. В службу вступил в 1858 году, прапорщиком в 1-ю батарею 4-й сводной резервной артиллерийской бригады. В апреле 1861 года за успешную практическую стрельбу и обучение нижних чинов получил в награду 160 руб. В августе 1862 года произведен в подпоручики. В мае 1863-го – переведен в Кронштадтскую крепостную артиллерию. В сентябре 1864-го произведен в поручики. В октябре 1865-го переведен в пограничную стражу в звании штабс-капитана и назначен отрядным офицером Одесской пограничной стражи. В апреле 1867 года награжден орденом Св. Станислава 3-й степени и произведен в капитаны 1442 . К сожалению, данный послужной список не дает нам, как не дал и императору, ответа на вопрос, где Иванов набрался «вредных мыслей», но в определенной мере объясняет, почему на рубеже 1870–1880-х годов военная организация «Народной воли» насчитывала около 200 офицеров, от прапорщика до подполковника.
1441
ГАРФ. Ф. 109. Оп. 3а. Д. 464. Л. 12 об.
1442
ГАРФ. Ф. 109. Оп. 3а. Д. 464. Л. 38–38 об., 57 об.
Между тем фигурой капитана Иванова занималось все большее число высших сановников империи. Уже 28 ноября министр финансов М.Х. Рейтерн подписал сообщение в III Отделение, что поскольку для офицеров Пограничной стражи нет службы, кроме границы, то распоряжением от 25 ноября Иванов зачислен по Пограничной страже на один год. Это означало, что капитан не будет нести никаких служебных обязанностей и, соответственно, не будет получать никакого содержания. Если же в течение года он не сменит место службы, то будет уволен в отставку. Вместе с тем министр отметил, что удаление капитана из Одессы и запрещение ему жить в пограничных местах от Министерства финансов не зависит 1443 .
1443
Там же. Л. 14–14 об.
Одновременно министр внутренних дел предложил одесскому градоначальнику учредить строгий полицейский надзор за Ивановым и предупредить директора Русского общества пароходства и торговли контр-адмирала Н.М. Чихачева о нежелательности приема капитана на службу. В ответ новороссийский и бессарабский генерал-губернатор П.Е. Коцебу 26 января 1873 года писал министру внутренних дел, что, на основании негласных сведений, Иванов хлопочет о переводе в Санкт-Петербургскую бригаду пограничной стражи. Капитан надеется на содействие служащего в Главном штабе генерала Гана, бывшего командира Санкт-Петербургской бригады пограничной стражи генерала Гардера и полковника (А.И.) Трусова. С этой целью Иванов выехал в столицу 1444 . Лишь 24 января по телеграфу подполковник Кноп сообщил управляющему III Отделением о состоявшемся вечером 20 января отъезде Иванова в Петербург. В III Отделении решили просить обер-полицмейстера столицы учредить строгий надзор за Ивановым, который, вероятно, остановится у Шебанова. «Подобный же надзор» за Ивановым было решено установить и со стороны самого III Отделения 1445 . Таким образом, пребывание скромного капитана в столице должны были фиксировать одновременно две службы надзора.
1444
Там же. Л. 25–25 об.
1445
Там же. Л. 22–24.
В жизни, как заметил М.Е. Салтыков-Щедрин, «строгость российских законов смягчается необязательностью их исполнения». Чиновник III Отделения докладывал начальству 2 февраля:
Мы просили полицию наблюдать за прибытием сюда Иванова, но она, по обыкновению, ничего не сообщила и вероятно не знает даже, что Иванов приехал сюда дней 10 тому назад. За ним следят наши агенты. Он несколько раз ездил в Департамент таможенных сборов и ему известно, что увольнение его от службы последовало по инициативе 3 [-го] Отделения. На днях Иванов собирается уезжать обратно в Одессу. Он остановился здесь у Шебанова 1446 .
1446
Там
На деле Николай Артемьевич находился в Петербурге до 28 февраля. Наблюдение за ним было установлено с 31 января и продолжалось официально до 24 февраля, почти до конца его пребывания в столице. Правда, с 11-го по 21 февраля оно фактически не проводилось – «по случаю отпуска двух агентов и болезни третьего» 1447 . Это не помешало обер-полицмейстеру Петербурга Ф.Ф. Трепову 4 марта 1873 года сообщить управляющему III Отделением А.Ф. Шульцу, что «проживавший в Санкт-Петербурге с 26 января 1873 года под самым строгим негласным надзором полиции» капитан Иванов 28 февраля отметился выбывшим в Одессу 1448 . «Наружка» зафиксировала его поездки в Главный штаб (вместе с Шебановым), в Департамент внешней торговли, к начальнику Пограничной стражи полковнику Трусову, в таможню, зафиксировала его прогулки, но ничего подозрительного установлено не было. Тем не менее начальнику Одесского ГЖУ было направлено письмо с просьбой сообщать время от времени сведения об Иванове 1449 . В марте 1873 года последнего уволили в отставку с чином майора и с мундиром 1450 .
1447
Там же. Л. 34, 36, 37.
1448
Там же. Л. 46.
1449
Там же. Л. 30, 31–33 об., 34–36, 47.
1450
Там же. Л. 57.
Через полгода отставной капитан вновь привлек внимание высших сфер. Было перлюстрировано его новое письмо Шебанову, от 9 октября 1873 года, которое также доложили императору. Неугомонный Николай Артемьевич на этот раз затронул новые проблемы:
Никогда Россия не нуждалась в хорошем русском повременном издании, выходящем за границею, как в настоящее время. Тысячи вопросов, миллионы случаев, происшествий, фактов остаются не комментированными, не разъясненными; публика ходит как в котелках: стучится лбом в одну стену – глухое молчание, в другую, в третью, в десятую – гробовая тишина!…
Как мало обращают у нас внимания на страшные голодания! Оставим в стороне губернии Черниговскую, Смоленскую, Псковскую, Архангельскую и т. д., где голод – явление хроническое, неизбежное, как судьба прекрасной Елены. Возьмем наши житницы. Полтавская губерния, как мне известно, голодала два года подряд; Херсонская голодает вот уже второй год; Самарская нынче вся перемрет от голода 1451 . Черт возьми! Да неужели же все это голодание совершается по воле Божией! Только слепой не видит, что русскому народу стало тесно жить. <…> нам нужно заняться колонизацией нашего отечества. Я подразумеваю тут громадную работу перераспределения на территории сообразно с производительностью земель. Мы имеем огромный запас государственных земель, не приносящих казне почти никакого дохода. Эти земли, будучи распределены между земледельцами, даже без всяких пособий со стороны казны на переселение, дали бы крестьянству возможность стать на ноги и, в самое короткое время, возвысили бы доходы Государства. Что же, спрашивается, делает с этими землями Правительство? Оно продолжает селить на них иностранных колонистов, или же, – что еще лучше, – раздает их Генералам в виде награды. Конечно, всегда существовали и будут существовать глупые и близорукие Правительства, но такого как у нас, в настоящее время, – трудно отыскать в истории. Эпоха наша – эпоха борьбы народов. Мы не можем ручаться, что через год, два, нам не придется отстаивать нашу родину с оружием в руках. Политика реальных успехов – таков девиз нынешних дипломатов. Что же сделали у нас в этом отношении? Вялые реформы воинской повинности; печальные результаты рассмотрения вопроса о ходе застывшей податной реформы; страшный цензурный гнет над печатным словом, произвол и насилия жандармерии; узкое, тенденциозное направление всех вопросов по народному просвещению; страх перед новыми идеями; трусливые попытки задавить ход прогресса и, в конце концов, положительное разорение податной силы! Где же, спрашивается, тот источник успеха, в котором должна черпать силу политика Правительства? Горе нам, горе! Будем побиты мы и наша родина, наш бедный народ отдает свою последнюю копейку, свою кровь и будет нести бесславие позорного поражения!! 1452
1451
Действительно, осенью 1873 года российские газеты писали о голоде во многих губерниях страны. В частности, газета «Голос» сообщала: «…в Самарской губернии голод… у крестьян уже нет хлеба» (18 (30) сентября. С. 3), «Из Оренбурга… совершенный неурожай и необыкновенная дороговизна хлеба» (20 сентября (2 октября). С. 3).
1452
ГАРФ. Ф. 109. Оп. 3а. Д. 464. Л. 48–50 об.
Рука императора вновь начертала фразу: «Кто эти личности?» 31 октября, видимо, граф П.А. Шувалов на первой странице копии письма надписал: «Прошу составить записку для всепод. [даннейшего] доклада. Иванов – видимо уволенный офицер пограничной стражи; Шебанов тоже известен». Как тут же отмечено, записка была представлена 2 ноября 1453 . Любопытно, что ее составители вовсе не стремились подчеркнуть политическую опасность автора и получателя дерзких писем. О Шебанове снова говорилось: «Отзывы о нем хорошие», а об Иванове – что он «вспыльчивого и заносчивого характера, но в обществе своих убеждений не высказывает». 17 ноября с запиской ознакомился Александр II и там, где речь шла об Иванове, надписал: «Так я и думал». Других распоряжений не последовало 1454 .
1453
Там же. Л. 48.
1454
Там же. Л. 51, 52.
Уже через пару недель было вновь перлюстрировано письмо Иванова из Одессы тому же Шебанову от 27 ноября. Теперь Николай Артемьевич выражался еще более резко:
Случайности, которым стала подвергаться, с некоторых пор наша переписка, я отношу к любопытству чиновников, прикомандированных к Почтовому Ведомству для «перлюстрации» частной корреспонденции. Я нисколько не сомневаюсь, что у нас на почте вскрывают письма. Мне называли здесь по фамилии одного Действительного Статского Советника, который занимается этим мерзопакостным ремеслом в Одесской Почтовой Конторе 1455 . Правительство наше, или, лучше сказать, та воровская шайка, которая захватила власть в свои руки, способно на все гадкое. Предполагать, что эти изверги остановятся пред тайною частного письма, это все равно, что допускать в голодном волке гуманные чувства при виде младенца в колыбели.
Болотова осудили к ссылке на 3 года в Сибирь на поселение; но процесс этот еще не кончен. Участие бывшего Полицмейстера Антонова во всех мошенничествах доказано многочисленными фактами и, по-настоящему, он должен быть предан суду. <…> У нас поговаривают, что юристы наши употребляют все усилия, чтобы посадить Антонова на скамью обвиняемых, но едва ли это сбудется. Антонов оказался настолько крупным негодяем, что он сильно может рассчитывать на Губернаторское место. Год, два опалы, и мы, наверное, опять увидим Антонова на службе. Это тем вероятнее, что награбленное состояние даст ему возможность широко пожить в Питере, что, вообще, имеет огромное значение для карьеры 1456 .
1455
В это время старшим цензором Одесской почтовой конторы был А.Ф. Маснер, известный специалист по перлюстрации.
1456
Полковник Валерий Михайлович Антонов в 1872 году был одесским полицмейстером, коллежский регистратор Алексей Николаевич Болотов служил секретарем управления одесского полицмейстера (Адрес-календарь. Общая роспись начальствующих и прочих должностных лиц по всем управлениям в Российской империи на 1872 г. Ч. 2. СПб., 1872. С. 329). С 27 октября 1873 года в Одесской судебной палате слушалось дело тридцатилетнего А.Н. Болотова. Его обвиняли в вымогательстве, незаконном лишении свободы частных лиц, превышении власти. В конце 1871-го – начале 1872 года он взимал с проституток незаконно по 2 руб. за «медицинские билеты», принуждал некоторых девушек поступить в дом терпимости, разбирал споры между содержательницами публичных домов и проститутками, требовал с одного из полицейских приставов по 450 руб. ежемесячно и т. п. Из шестнадцати пунктов обвинения присяжные признали его виновным по одиннадцати. На суде с полной очевидностью выявилось покровительство Болотову со стороны полицмейстера В.М. Антонова. Сам Антонов на суд не явился, его показания были зачитаны на процессе. Болотов был осужден к ссылке в Тобольскую губернию на два года с запретом покидать Сибирь в течение шести лет (Одесский вестник. 1873. 31 октября. С. 2; 1 ноября. С. 1–2; 2 ноября. С. 1–2; 3 ноября. С. 2–3).