Чёрные крылья

Гартвиг Дмитрий

– Благодарю, мистер Гордиевский. У нас очень хорошие учителя в Рабочем Учреждении. Впрочем, вместо Центральноамериканского, я предпочитаю называть его Центральным, если вы понимаете…

– Прекрасно понимаю. Не вы первый и, боюсь, не вы последний. И, пожалуйста, мистер Саблин. Валерий Саблин.

– А вы… да, впрочем, понимаю. Мне следовало бы показать значок раньше, чтобы не вызывать подозрений.

– И где бы вы мне его показывали? На вокзале, заполненном японскими солдатами? Не придумывайте, всё нормально, обычная проверка.

– Хорошо, вы правы. Если проверки закончились, а все явки совпали с паролями, я думаю, что нам стоит, наконец, поговорить о деле.

«Даже острить на русском умудряется», – подумал про себя Саблин. Вслух же сказал:

– Так прошу вас, начинайте. Это ведь вы приехали ко мне в Новосибирск, а не я к вам в Вашингтон.

Американец улыбнулся.

– В Лэнгли, мистер Саблин. Штаб-квартира моего ведомства находится в Лэнгли. Впрочем, к делу это отношения не имеет. Моё руководство интересуют ваши контакты и контакты людей, на которых вы по-настоящему работаете, с контрабандистами. Конкретно, с теми людьми, которые, несмотря на запрёт властей, всё также контактируют с Чёрной Армией.

– Неплохо, – если бы Саблин сейчас ел, он бы непременно поперхнулся. Так же – просто с силой сглотнул. – Насколько я помню, раньше ваше правительство не интересовалось Чёрной Армией, предпочитая работать с сибирскими протекторатами.

– Ситуация изменилась. До недавнего времени да, мы предпочитали работать с вами, Магаданом и частично Приамурьем. Но в руки наших агентов, работающих в рейхе, попал крайне… интересный документ, представляющий огромную ценность для маршала Жукова и его приближённых. Я бы даже сказал, документ абсолютной важности.

– А почему нельзя передать этот документ нам, Русскому Сопротивлению? Или напрямую президенту республики? Я знаю, репутация Матковского сильно подмочена, но это уже совершенно не тот человек, которым он был в сороковых. Он искренне ненавидит японцев, несмотря на всю ту власть, которой они его одарили, и целиком сочувствует нашему делу. Поверьте, он не станет…

– Мистер Саблин, моему руководству известно, что представляет из себя режим Михаила Матковского, будьте уверенны, – холодно пресек его возражения Кюри. – Тем не менее, передача таких ценных бумаг не может быть осуществлена ему. Поверьте, если бы мы могли обойтись без сотрудничества с «чёрными», мы бы нашли способ. Тем не менее, на данный момент только у Жукова есть то, чего нет ни у одной другой политической силы на территории России.

– И что же это? – с недоверием спросил Саблин.

– Независимость.

И это было горькой правдой. Как не старались участники Русского Сопротивления, действующие в республике, как не пыжились ленинцы и кировцы в Магаданском Содружестве Городов, как бы не декламировал Родзаевский в своём Приамурье построение «подлинно русского и подлинно национального» государства, но именно фанатики из Чёрной Армии оставались единственной реальной политической силой во всём бывшем Союзе. Они единственные, кто не сложил оружия после разгрома Красной Армии. Единственные, кто продолжил бороться за Россию. В страшные дни весны сорок пятого, когда всё висело на волоске, они получили от президента Рузвельта пять ядерных бомб, недавно испытанных американскими учёными. Это было то самое «оружие возмездия», о котором грезил ещё Черчилль, когда вместе с британской армией прятался в Шотландских горах. Правда, храброму британскому премьер-министру не суждено было дожить до того дня, когда это оружие пустят в ход. Впрочем, как и всей Британской империи, чьё солнце окончательно зашло во всё том же сорок пятом. Отмщению было суждено свершиться в России. Пять ядерных ударов обрушились на немецкие армии волной из огня и радиоактивных изотопов, сминая стройные и казавшиеся непобедимыми ряды Вермахта. Хитрым и осторожным азиатам хватило чужого примера, чтобы немедленно остановить наступление, которое они вели от самого Владивостока и начать переговоры с маршалом Жуковым, в ту пору уже взявшим власть в свои руки. Это была первая и, пожалуй, единственная победа русского народа в той войне. Победа, доставшаяся неимоверно тяжелой ценой. Тысячи солдат, прошедших всю войну, тысячи закалённых в боях ветеранов в одну секунду сгорели в горниле ядерного пламени. За ними последовали и их командиры: героические генералы и маршалы, видевшие и горящий Киев, и вымирающий от голода Ленинград, и отравленную химическим оружием землю Чебоксар. Те самые маршалы, что организовали августовский путч, арестовав Кирова и всю его преступную и бесхребетную клику, дав при этом шанс на спасение всей России. Самые известные из них, любимцы пропаганды и простых солдат: Конев, Тимошенко и Василевский отдали свои жизни ради выживания собственного народа.

И несмотря на все эти жертвы, несмотря на голод, болезни и постоянные налёты немецких ВВС, люди Чёрной Армии продолжали сопротивляться. Несмотря ни на что, день и ночь продолжали работать заводы на Урале, продолжали тренироваться новобранцы и воспитываться новое поколение пока ещё совсем юных солдат. Вся огромная махина этой армии, ставшей государством, вся она работала лишь ради одной цели.

Мести.

Действительно, если на этой многострадальной земле и осталась сила, способная стать для Америки союзником в её начинаниях, то это Чёрная Армия. И Саблин это прекрасно понимал.

– Ну, и что же вы конкретно хотите передать руководству Чёрной Армии?

– Это уже не ваша забота, мистер Саблин. Обсуждать такие вопросы я намерен не с вами, а с вашим руководством. Не потому что вам не доверяю, а потому что, мой русский товарищ, – слово «товарищ» он специально произнёс с отвратительным акцентом. – Под пытками говорят все, даже самые стойкие. Особенно – под пытками гестапо или кэмпейтай[1]. А это слишком важная информация, чтобы я мог доверить её рядовому участнику Сопротивления, вы уж меня извините.

– Дело в том, мистер Кюри, – возразил на это Саблин. – Что я вовсе не рядовой участник. И даже не из местных руководителей. Так получилось, что, несмотря на свою молодость, я являюсь главным по связям с верхушкой контрабандистской организации, действующей в Новосибирске. Если быть точным, то с верхушкой единственнойконтрабандистской организации, действующей в Новосибирске. А так, как Новосибирск является, по сути, главным транспортным узлом во всей республике, эта же организация оказывается единственной в стране. Мы поняли друг, друга Джеймс?

– Поняли, Валерий. Простите, меня несколько смутил ваш возраст. Сколько вам лет? – поинтересовался американец.

Саблин улыбнулся.

– Мне двадцать два.

– И вы уже занимаете такой важный пост в вашей организации? Молодой человек, если вы будете продолжать в том же темпе, то очень далеко пойдёте. Я ни разу не удивлюсь, если когда-нибудь увижу вас на приёме в Вашингтоне.

– Заканчивайте с лестью, мистер Кюри. Я её не переношу, – Саблин скривился. Лесть он действительно не принимал, считая её поглощение уделом бездарностей и неудачников.

Джеймс кивнул, принимая правила игры.

– И тем не менее, всех деталей я не могу открыть даже вам. Это… это слишком важная вещь, чтобы умножать возможности утечки информации.

– Ладно, не хотите говорить, так не хотите. В конце концов, вы доказали, что являетесь тем, за кого себя выдаёте, а такие люди обычно не преувеличивают важности своего задания, – устало отмахнулся от него Саблин. Этот диспут ему уже порядком поднадоел. – Хотите тайно передать что-то через границу, это возможно. Только придётся заплатить. Не нам, понятное дело, мы в этом деле лишь посредники. Но воры в законе обязательно потребуют плату. Чёрная Армия охотно принимает в свои ряды беглецов, бегущих из Московии или Новосибирска, а контрабандистов, несущих важные сведения или необходимые товары – так и вовсе с распростёртыми объятиями, но мимо японских пограничников проскочить сложно. В последнее время они как на иголках. Контрабандисты затребуют большую цену. Очень большую.