Черные небеса
Шрифт:
Третий день Ной и Принцесса ночуют в соседней берлоге, которую построили сами. Колотун не разрешает спать возле себя. Принцессу Ной к нему не пускает, ему не нравится, как она на него смотрит.
Больной лежит с закрытыми глазами, дышит тяжело и хрипло через открытый рот. Он заснул. Перед этим он снова говорил о Мамочке. С тех пор, как слег, он почти не говорит ни о чем другом. Часто он принимает за нее Ноя. Тот слушает сбивчивую речь с залитыми краской щеками. Он не решается поправлять Колотуна, только в такие минуты тот оживлен. Все остальное время он мертвый.
Так говорит Принцесса.
— Нет Ка-тун! — убеждает
Нет Колотуна. Для нее уже нет.
Ной осторожно щупает его лоб. Горячий. Настолько, что смоченная в воде тряпка высыхает за несколько минут. Но он еще есть. И будет до самого конца, когда бы тот ни пришел и каким бы ни был. Ной берет чашку и осторожно выбирается наружу.
Ветрено. Пламя костра мечется и гудит. Темно. В темноте Ной не сразу различает фигуру Принцессы. Она оттащила бревно подальше от огня и устроилась на нем, обхватив руками колени. Ной поднимает воротник, пытаясь укрыться от пронизывающего ветра. Садится рядом с ней и смотрит на беснующееся пламя.
Принцесса долго молчит, ковыряясь в зубах, потом поворачивается и задает вопрос:
— Ка-тун болеет?
Она упрямо зовет его Ка-тун, хотя может выговорить имя без ошибки. Просто не хочет. Колотун был неправ, называя ее зверем. Не зверем она была — ребенком. А отношение к чему-либо у ребенка формируется раз и навсегда. Взросление может только сгладить, но не может изменить заложенное в детстве.
— Ка-тун болеет? — повторяет она вопрос.
Ной отворачивается от огня.
— Да.
— Нет Ка-тун. Завтра нет Ка-тун?
— Типун тебе на язык! Сегодня он выглядит немного лучше. Меня узнал.
— Завтра-завтра нет Ка-тун?
— Прекрати!
Принцесса умолкает и снова принимается задумчиво ковырять в зубах. Ной погружается в собственные мысли.
Он врет ей, а, прежде всего, врет самому себе. Колотуну не стало лучше, и не станет лучше завтра. Если бы не упрямство Принцессы, во многом спровоцированное пренебрежительным отношением к ней Колотуна, она бы кормила его. Ной уверен, что в болезни повинен голод и, вызванная им, слабость. В последнее время Принцессе удавалось раздобыть очень мало, и Колотуну почти ничего не перепадало. Он жутко ослаб, он больше не ходил на охоту, не тянул нарты. Шел рядом с ними и смотрел под ноги. Иногда падал, и тогда Принцесса помогала ему подняться. Если ее не было, Ной сажал его на нарты и тащил, сколько мог. Он снова и снова говорил с девушкой, убеждал ее — Колотуну нужно есть, иначе он умрет. Но она не хотела ничего слышать. Она поддерживала в них жизнь так, как считала нужным.
Ной вдруг подумал, что она могла намеренно приносить мало мяса.
— Ка-тун еда, — говорит Принцесса.
— Что?
— Нет Ка-тун. Ка-тун еда. Много еда.
— Ты что, хочешь, чтобы мы съели Колотуна?
Принцесса улыбается и быстро-быстро кивает. Она до боли напоминает Мамочку — ее сестру-близнеца из ночного кошмара.
Не поднимаясь с места, Ной бьет ее по лицу. Девушка не успевает отклониться, она не ожидала нападения. От пощечины на щеке проступает красное пятно.
— Не смей этого говорить. Никогда не смей так говорить о Колотуне! Он не да, и никогда ей не будет. Он человек. Ты поняла, дура?
Она вскакивает с бревна.
— Ной плохо! Ка-тун еда! Там, — она указывает рукой на темные деревья, — мало еда. Ка-тун много еда.
Она наклоняется к нему. Настороженно. Желание объяснить,
— Еда Ной. Еда!
Он отталкивает ее.
— Убирайся. Уйди с глаз моих.
Она недоверчиво смотрит. Она не понимает. Снова подступает, пытается обнять, прижаться.
— Принцесса любит Ной. Принцесса Ной жить.
— Уходи. Уходи спать.
Она отстраняется, но не уходит совсем. Этой ночью снова и снова она будет говорить: «Еда Ной. Еда!».
— Господи, дай мне сил не сойти с ума, — шепчет он.
«Колотун» — короткое слово. Но, если вырезать его ножом по дереву, кажется, что очень длинное. Не обращая внимания на боль в пальцах, Ной старательно заканчивает букву «н».
Колотун.
На перекрестии деревянного креста вырезано:
Ной поднимает крест и устанавливает во главе вырытой могилы. Он копал ее два дня. Принцесса помогала, как могла. Ной непременно хотел вырыть могилу в земле — твердой, смерзшейся, плотной от переплетенных корней. Почти метр слежавшегося снега и еще полметра холодного камня земли, которая должна была стать Колотуну пухом.
Некоторое время он стоит и смотрит в черную дыру под ногами, потом возвращается к убежищу.
У входа расстелено одеяло, возле которого ждет Принцесса, хмурая и сердитая. Ной спускается вниз, к телу, просовывает ему руки под мышки, приподнимает, прислоняя к стене.
— Давай! — кричит он.
Принцесса хватает Колотуна за шиворот и вытягивает наверх. Следом выбирается Ной. Они устраивают тело на одеяле, берутся за углы и тащат его к пустой могиле. Там Ной снова берет его под мышки, Принцесса — за ноги. Кряхтя от натуги, они опускают его в яму. Перегнувшись через край, Ной устраивает мертвеца ровнее, складывает ему руки на груди. Встает и некоторое время стоит на краю, глядя на острое незнакомое лицо человека, который так и не стал ему другом. На глазах выступают слезы. Принцесса молчит.
«Нужно что-то ему сказать, — думает Ной. — Последнее слово. Но какое?»
Он размышляет над этим.
Сказать здесь, посреди мертвого леса, сказать Принцессе и птицам, каким он был? А каким он был? Ной не знает. Он почти ничего не знает о Колотуне, даже имени его не знает. Он был добрым человеком? Он вытащил Ноя, когда тот пришел к Андрею после аварии, но так велел ему Караско. Он взял с собой Принцессу, но только потому, что она говорила: «Большой город» и тыкала пальцем в никуда. Он отдал Мамочку. Каким он был?
Пожелать ему что-то? Что-то обещать? Но желать и обещать Ною нечего. Просто сказать: «Прощай»?
Ной смотрит на крест. Тот перечеркивает хмурое небо. Ной переводит взгляд на Колотуна и начинает говорить:
— Помяни, Господи, в вере и надежде жизни вечной преставившегося раба твоего, брата нашего…
Он на секунду замолкает, смутившись, но тут же продолжает твердо.
— …Колотуна. Прости все вольные и невольные прегрешения его, избавь его от вечных мук и геенны огненной…
Голос звучит все тверже, все громче. Высыхают слезы. Ной ловит себя на том, что просит — истово просит того, от кого отрекся и кого проклял — просит взять к себе этого человека, который так и не стал ему другом, но сделался дорог, как отец или брат. И от этой просьбы Ною становится легче. Тоска и злоба сменяются печалью. А с печалью в сердце уже можно идти.