Черные очки
Шрифт:
– Хорошо. В таком случае садитесь-ка, – серьезно проговорил доктор, – и будьте добры рассказать мне обо всем поподробнее.
Рассказ занял около получаса, и Эллиот, на сей раз полностью владея собой, сумел изложить все до малейших подробностей. Закончил он на флаконе с синильной кислотой, найденном в ванной.
– ...и это, в общих чертах, все, если не считать того, что мы проторчали там до трех часов утра. Все говорят, что к синильной кислоте не имеют никакого отношения, клянутся, что не знают, откуда она могла появиться в ванной, и уверяют, что еще перед обедом ее там не было. Кроме того, я зашел повидать Вилбура Эммета, но он, естественно, еще не в том состоянии, чтобы чем-то помочь нам.
Эллиот вновь ясно увидел комнату – такую же аккуратную, но лишенную привлекательности, как и сам Эммет. Вспомнил его вытянувшееся на постели длинное сухощавое тело, резкий электрический свет, бутылочки и галстуки, в идеальном порядке разложенные на туалетном столике. На письменном столе куча конвертов и счетов, а рядом с ними корзинка, в которой Эммет хранил целый набор каких-то шприцев, ножниц и прочих инструментов, напомнивших Эллиоту операционную. Зато оранжево-красный цвет обоев невольно наводил на мысль о персиках.
– Эммет говорил много, но я не мог разобрать ни единого слова, изредка только ясно выговаривал: "Марджори!", начинал метаться и тогда приходилось его успокаивать. Вот и все, доктор. Я до последней мелочи рассказал вам все, что знаю, и теперь задаю себе вопрос: сможете ли вы что-то отсюда извлечь? Сможете ли вы объяснить, что же творится во всем этом проклятом деле?
Доктор Фелл медленно и выразительно кивнул.
– Думаю, что да.
– Однако прежде всего, – продолжал доктор, угрожающе тыкая в сторону Эллиота своей сигарой, – мне хотелось бы выяснить одну деталь, которую либо я не понял, либо вы изложили ее намеренно неясно. Речь идет о финале спектакля, устроенного Чесни. Чесни открывает дверь, чтобы сообщить, что представление окончено. Помните эту сцену?
– Да, доктор.
– Профессор Инграм говорит: "Между прочим, кем был ваш коллега столь жуткого вида?" На это Чесни отвечает: "О, просто Вилбур, он помог мне все устроить". Правильно?
– Да, совершенно правильно.
– Помимо мисс Вилс, есть у вас свидетели того, что все было именно так? – настойчиво спросил доктор. – Другие подтверждают эту деталь?
– Да, доктор, – ответил заинтригованный Эллиот. – Беседуя с каждым, я расспрашивал и об этом.
Цвет лица доктора несколько изменился. Он сидел с сигарой в руке и приоткрытым ртом, беспокойно поглядывая на собеседника. Каким-то свистящим шепотом, похожим на звук ветра, проносящегося перед поездом в туннеле метро, он произнес:
– Черт возьми! Это очень плохо.
– Что, собственно, плохо?
– Возьмите список десяти вопросов Чесни и еще раз внимательно прочтите его, – взволнованно продолжал Фелл. – Неужели вы сами не видите, что именно здесь так неладно?
С чувством растущего беспокойства Эллиот снова и снова перечитывал список вопросов.
– Нет, доктор, я и впрямь ничего здесь не нахожу. Может быть, у меня сейчас мозги не работают...
– Не "может быть", а точно, – серьезно уверил его доктор. – Да посмотрите же! Сосредоточьтесь! Разве вы не видите, что Чесни задает один совершенно ненужный и абсурдный вопрос?
– Который?
Вопрос номер четыре: "Какого роста был человек, вошедший в кабинет из сада?" Подумайте! Он представляет часть короткого списка заранее приготовленных и обдуманных вопросов – вопросов хитрых, рассчитанных на то, чтобы обмануть отвечающих. Тем не менее, еще даже не попытавшись услышать ответ на него, Чесни сообщает, кто именно был тот человек. Вы уловили мою мысль? По словам мисс Вилс, если вы правильно мне их передали, рост Вилбура Эммета был известен вам. Да это и понятно: они жили рядом с ним, ежедневно видели его. Следовательно, с того момента, как зрителям стало известно, кто был таинственный незнакомец, они никак не могли ошибиться в ответе на вопрос номер четыре. Чего же ради Чесни портит всю игру, заранее подсказывая правильный ответ на поставленный им же самим вопрос?
Эллиот, чуть поразмыслив, заметил:
– Не будем все-таки слишком спешить. А что если и тут кроется какая-то ловушка? Предположим, что Чесни велел Эммету (профессор Инграм высказывал такое предположение) скорчиться под широким плащом так, чтобы выглядеть сантиметров на десять ниже своего роста. Зрители могли попасться в западню. Зная, что речь идет об Эммете, они на вопрос о его росте ответили бы недолго думая, – метр восемьдесят, в то время как, скорчившись под плащом, он имел бы всего метр семьдесят.
– Это возможно, – нахмурившись, ответил Фелл. – Положа руку на сердце, должен признать, что в этом дельце ловушек даже больше, чем вы это себе представляете. Однако в скорчившегося под плащом Эммета... я, инспектор, честно говоря, не верю. Единственный способ, которым человек может убавить себе десять сантиметров роста, это согнуть ноги в коленях и передвигаться коротенькими шажками. Я не верю, чтобы кому-то удалось это сделать так, чтобы зрители не обратили внимание на его необычный вид и странную походку. А ведь все, наоборот, говорят о том, что вид у незнакомца был подтянутый и надменный. Все, конечно, возможно, однако же...
– Вы хотите сказать, что, несмотря ни на что, рост того человека был действительно метр семьдесят?
– Существует и другая возможность, – суховато проговорил доктор, – его рост мог быть и впрямь метр восемьдесят. Не забывайте, что это подтверждают два свидетеля. Каждый раз, когда профессор Инграм не соглашается с ними, вы автоматически верите ему. Может быть, вы и правы, но не будем... гм!.. не будем впадать в ошибку, считая, что профессор Инграм – что-то вроде пифии, оракула или библейского пророка.
Эллиот снова задумался.
– Возможно, – заметил он, – что мистер Чесни был взволнован или растерян, и имя Эммета вырвалось у него непроизвольно.
– Вряд ли, учитывая, что тут же он позвал Эммета, крикнув, что уже можно войти, и явно растерялся, когда тот не появился. Гм, нет! Не верится мне в это, инспектор. Иллюзионист не раскрывает так легко своих карт, не теряется и не показывает публике потайную дверцу, через которую исчезал его ассистент. Чесни, на мой взгляд, не принадлежал к числу людей, от которых этого можно ожидать.