Черные очки
Шрифт:
Громко звякнул кассовый аппарат. Получив покупку, профессор обернулся и посмотрел на Фелла так, словно обертка пакета навела его на новые мысли.
– Могу лишь повторить: это единственный мотив, подходящий к обоим преступлениям. Убийца ничего не выигрывал, убив бедного Френки Дейла и чуть не убив ребятишек Андерсона. Он ничего не выигрывал, убив Марка Чесни. Я имею в виду – материально. Все мы знаем, что как Марджори, так и Джо Чесни, получат по наследству крупные суммы. Убийца, однако, – глаза профессора расширились, – не выигрывает ничего. Однако, мне, пожалуй, лучше перестать болтать и отвлекать вас от ваших важных дел. До свидания, доктор Фелл. До свидания, Стивенсон. До свидания.
Выходя, он не плотно притворил дверь. Запах сырого, свежего воздуха и мокрых листьев ворвался в комнату, вытесняя запах лекарств. Доктор Фелл насвистывал сквозь зубы "Aupres de ma blonde", а Эллиот, хорошо знакомый с этим симптомом глубокого раздумья, молча ждал.
Наконец, доктор, подняв свою трость, указал на дверь.
– Уверяю, я не сторонник того, чтобы истолковывать все в дурную сторону, – сказал он. – Тем не менее, есть у него алиби?
– Неопровержимое. Беда в том, что алиби есть у них всех. И алиби эти во всех случаях, кроме одного, состоят в том, что есть люди, видевшие каждого из них и готовые присягнуть в этом. В том единственном случае, о котором я упомянул, алиби основано на показаниях часов, которые нельзя было подвести.
Эллиот умолк, внезапно вспомнив, что разговаривает в присутствии постороннего человека – Хоберта Стивенсона. Он готов был поклясться, что во время его речи на лице Стивенсона мелькало выражение неподдельного наслаждения. Сейчас фармацевт, вновь обретя свою профессиональную серьезность, молчал с видом человека, получившего доступ к глубочайшей тайне.
Вопрос Эллиота прозвучал резче, чем он хотел.
– Что вы собирались сказать нам несколько минут назад, Стивенсон?
– Честно говоря, инспектор, я бы предпочел, чтобы вы это увидели сами. Если вы полагаете...
– Подойдите-ка сюда! – воскликнул доктор Фелл. Он обошел стойку и сейчас выглядывал уже из задней комнаты. Стивенсон, на которого явно произвела впечатление внушительная фигура доктора, последовал за ним. Фелл с большим интересом оглядывался по сторонам.
– А как у вас с ядами? – спросил он таким тоном, словно речь шла о состоянии водопровода.
– Нормально, сэр.
– Держите синильную кислоту или цианистый калий? Впервые за все это время Стивенсон встревожился.
Он пригладил обеими руками волосы, кашлянул и заговорил профессиональным тоном.
– Синильной кислоты ни капли. Немного цианистого калия, но я уже говорил утром мистеру Боствику...
– И много вы его продаете?
– Нет. Последние полтора года вообще не продавал... Об этом же можно сказать, правда? – Он неуверенно посмотрел на Эллиота, подошедшего к ним и стоявшего в узком и полутемном проходе между полками. – Как я уже говорил, сегодня утром инспектор Боствик беседовал со мною. И, между нами, я сказал ему, что на вилле "Бельгард" кто-то откуда-то раздобыл KCN для опрыскивания деревьев... хотя это чистая бессмыслица. В оранжереях температура весь год держится между пятьюдесятью и восьмьюдесятью градусами Фаренгейта и распылять там KCN было бы чистым самоубийством.
На эту сторону вопроса Эллиот раньше не обратил внимания.
– Если хотите, я могу показать вам регистрационную книгу, – сказал Стивенсон.
– Нет, нет. По правде говоря, – ответил Фелл, – меня больше интересует фотография, а ваша аптека сильно смахивает на фотомагазин. – Он огляделся вокруг. – Скажите, вы ведь продаете и специальные лампы "Фотофлад"?
– Лампы для фотосъемок? Конечно.
– Тогда скажите, пожалуйста, – продолжал доктор, – предположим вы включили такую лампу и оставили ее зажженной. Через какое время она перегорит?
Стивенсон удивился.
– Но ведь так нельзя делать. Лампа включается только на время съемки.
– Да, да, я знаю. Но предположим, что я – большой чудак и, включив лампу, бросил ее. Долго она будет гореть?
Стивенсон на мгновенье задумался.
– Я бы сказал, что больше часа. Однако...
– Вы уверены в этом?
– Да, доктор, совершенно уверен. Это лампы очень высокого качества.
– Гм, пусть будет так. Кто-нибудь из "Бельгард" покупал вчера утром такую лампу?
На лице Стивенсона появилось беспокойство.
– Вчера утром? Дайте-ка вспомнить. – (Непохоже, чтобы ты и впрямь успел уже забыть, – решил Эллиот) – Да, мисс Вилс. Зашла часов в десять утра и купила одну такую лампу. Только, пожалуйста, если не будет особой надобности, не ссылайтесь на меня. Я не хочу ничего рассказывать ни о ком из "Бельгард".
– Мисс Вилс часто покупала эти лампы?
– Нет, изредка.
– Для себя?
– Нет, нет, нет. Для мистера Чесни. Он иногда делал снимки внутри оранжерей. Персики. Понимаете, лучшие экземпляры для рекламы и все прочее. Он и вчера поручил купить ей лампу.
Доктор Фелл, округлив глаза, посмотрел на Эллиота.
– Получается, инспектор, что лампа была совершенно новой. – Он снова обернулся к Стивенсону – Стало быть, мисс Вилс не интересуется фотографией?
– Нет, нет, нет. Она никогда ничего не покупала у меня... для занятий фотографией.
Уколотый воспоминанием, Эллиот поднял глаза. И снова, словно какое-то волшебство заставило время вернуться вспять, он увидел в зеркале глядящую на него Марджори Вилс.
Он не слышал звонка колокольчика над приоткрытой дверью, не слышал никаких шагов. В ушах Эллиота, глядевшего прямо в отраженное в зеркале лицо девушки, звучали последние слова фармацевта, произнесенные ясным, мягким, хорошо поставленным голосом. Казалось, что девушка появилась откуда-то из глубины пустой сцены. На ней была все та же серая фетровая шляпа. Губы были чуть приоткрыты, а рука в перчатке приподнята, словно на что-то указывая. Эллиот почувствовал, как в них обоих все ярче оживает воспоминание о той, другой встрече. Она узнала его.
Марджори Вилс, будто маленький ребенок, прикусила палец.
В это самое мгновенье стекло двери со звоном рассыпалось и, дробя его осколки, по полу покатился брошенный кем-то с улицы камень.
Эллиот перепрыгнул через стойку и бросился к двери. Это было чисто инстинктивное движение, рожденное годами тренировок в полицейской школе, однако отчасти оно было связано и с тем, что он не хотел больше смотреть в глаза Марджори Вилс.
Он резко распахнул дверь, с хрустом давя под ногами осколки стекла. Им сейчас владела только ярость, что он чуть не бросился прямо через разбитую панель. Выскочив на улицу, он быстро огляделся вокруг.