Черным по белому (сборник)
Шрифт:
– Прощайте! Вы обо мне завтра услышите.
– Постараюсь; напрягу слух до последней степени.
II
Двое юношей – хранителей священных традиций чести – явились ко мне на другой день.
– Мы к вам по очень серьезному делу.
– Садитесь. Много работаете?
– Как… работаем?.. Да, вообще, конечно… работаем.
– Я вижу, мы с вами народ занятой, – заметил я.
Юноши, польщенные,
– Да-с.
– А этот безграмотный осел, – интимно подмигнул я, – отрывает нас от дел.
Юноши вскочили.
– Позвольте! Мы здесь в качестве представителей господина Лелякина и не позволим оскорблять его!!! Потрудитесь взять ваши слова обратно.
– Откуда же вы знаете, что я говорю о нем?
– А вы вот сказали: безграмотный осел.
– Я могу взять свои слова только наполовину: он грамотный осел. Грамотный настолько, чтобы нацарапать окостеневшей рукой бессмыслицу и пристроить ее в журнале.
– Но мы защитники его интересов и не позволим…
Я проницательно взглянул на юношей.
– Значит, вы согласны с ним, что закат бывает на рассвете?
– Нет, не согласны.
– …ласны, – подтвердил другой юноша.
– Мог ли умный человек написать такую чепуху?
– Не мог.
– Значит, писал дурак?
– Значит, дур… Да нет! Вы не можете так говорить о нем. Он доверил нам свои интересы.
– Ну да, я понимаю. Однако оставим это в стороне. Оттого, что он доверил вам свои интересы, он ведь умным не сделался? Согласны?
– Да, конечно, это верно.
– Вот и выходит, что, даже и защищая его интересы, вы все время должны помнить, что он дурак. Верно?
Юноши придвинулись ко мне ближе и кивнули головами… После некоторого колебания, согласились:
– Конечно, дурак. Сказать правду, нам ужасно противно это поручение. Мы сразу видим, что вы симпатичный, умный человек…
– А тот – какое-то дерево, – подхватил другой юноша.
– Гнилое дерево. Дупло вместо головы, – заметил другой юноша.
– И пишет он так, что его отодрать бы следовало. Пока оба защитника интересов моего противника обменивались этими замечаниями, я потребовал вина, и мы подняли свои бокалы за то, чтобы литература была избавлена от тупиц и бездарностей.
Потом пришли мои секунданты. Было шумно и весело.
Противниковы юноши дали клятву, что в зависимости от исхода дуэли они поколотят своего доверителя.
III
С рассветом меня разбудили «защитники моих интересов».
– Дайте мне поспать хоть полчасика.
– Нельзя. Уже восход. Противник,
– А может, его еще нет. Ведь он путает закат с восходом.
– Может быть, когда он один. Но мы уверены, что секунданты растолкуют ему.
Натягивая брюки, я сострил:
– Его секунданты лучше. Они ему растолковывают, а вы меня расталкиваете.
Тут же я подумал:
«Бодришься? Хочешь показать хладнокровие?»
Лошади повезли нас на место назначения, а я сидел и думал:
«Как трудно быть самим собой, едучи стреляться. Столько я читал, видел пьес и картин на сюжет дуэли, что трудно мне удержаться в рамках естественности. Хорошо было нашим предкам: они стрелялись, как бог на душу положит. А я знаю, как держал себя Ленский, Онегин, Грушницкий, Печорин и должен или подражать им, или выдумывать что-либо совершенно оригинальное, что не так-то легко.
Постараюсь держать себя естественно…»
Я закинул голову назад, потом посвистал, потом сложил руки на груди и злобно улыбнулся.
– Чего тебя корчит? – осведомился секундант.
Тогда я сделал сосредоточенное лицо, нахмурился и стал похлопывать пятку о пятку.
– Нервничаешь? – спросил секундант.
Я засмеялся, ткнул его кулаком в бок и показал язык.
Я убежден: как ни держи себя перед дуэлью – все будет плохо.
До места назначения я сделал три бесплодных попытки: пытался 1) быть рассеянным, 2) грозным, полным зловещего спокойствия и 3) хладнокровным, видавшим виды, привыкшим к дуэлям бретером.
Последняя попытка вызвала у одного из секундантов замечание:
– У тебя такой вид, что не лучше ли нам вернуться и уложить тебя в постель. У тебя очень нехороший вид.
Мой безграмотный противник был уже на месте. Он ходил крупными шагами по полянке (не помню, по Лермонтову или по кому другому).
Я опустился на камень и под впечатлением обстановки тихонько запел:
– Куда, куда, куда вы удалились… Господи! Я не боюсь, но помоги мне, Господи, быть естественным.
Я встал и подошел к шептавшимся секундантам.
– Ну, чего же мы ждем, господа?
Защитники интересов моего противника развели руками.
– Ужасная неприятность! Всего один только пистолет!.. Другого никак не могли разыскать. Нельзя же стреляться одним пистолетом?
Необычайно долговязый студент, цель появления которого была мне не совсем ясна, примирительно сказал:
– Отчего же – нельзя? Пусть по жребию – они выстрелят в них или они в них, а затем передадут пистолет противной стороне.