Черный алмаз

Коренев Александр Кириллович

Штрафная рота,

В безмолвии... на судорожный бой дзота.

Пулеметы, огненно ощерясь,

Мечут смерть... Все ближе штрафники

Бегут, ругаясь...

А в пустой траншее

Окурков еще гаснут огоньки.

с. Желтое, Южн. фронт, 1943

УТРОМ

Входим в ельник. Под приопущенными лапами

Бросив

на снег шинель, поваляться могу.

Тут пичуги крестиков понацарапали!

Так и вьются цепочки — на пышном снегу.

А бело до чего! Алмазно сияюще

Воздушной пороши сверкают пласты.

Нет, не видел, не чувствовал никогда еще

Я такого счастья, такой красоты!

Что за крестики, скобки и запятые,

Я про это совсем позабыл за войну.

Я иероглифы эти — читаю впервые.

Вот сейчас я со снега их подниму,

За колечко подколупну, и гирлянда

Затрепещет, вспыхнет над головой:

Как природы Серебряный крест, как награда

Для солдата... за то, что живой.

Сталингр, фронт

дек. 1942, 43

ОТБЫТИЕ

И пока на нарах, ночами,

Мы, в такт скорости колес, качались,

Все пустынней становилась область.

Нет уже коров среди травы.

Станций лишь безмолвных разбомбленность,

Будто всадники без головы.

Мы на нарах пели, спали, ели,

Чурок для печурок не жалели,

Скинув сапоги, в мгле табачной.

А навстречу эшелону, вдали,

Все всклокоченнее, загадочней

Зарева багровые росли.

Лежа, я лицом к сукну приник:

Все забыть не могу последний миг!

Плачу на шинели шершавой:

Как ты следом за вагоном бежала,

Дать я в твои худенькие руки

Так и не успел паек свой, хлеб...

И все вижу, вижу миг разлуки!

После уже, в поезде, во мгле.

Миг прощанья!.. Как назад, назад

Заскользил перрон, поплыл вокзал.

Мы поехали! В теплушке шаткой,

На войну. Все стрижены под шапкой.

Мимо, мимо, стрелки, пути,

Город... мир... полжизни позади!

Все — отрезано одним гудком

Начисто, так пайку режет нитка.

В ночь несемся!.. К звездам прямиком

Телескопом задрана зенитка.

Двери откатив, мы как один,

Присмиревши, на небо глядим.

Полустанков руины, ковыли...

Зарева багровые росли,

Зарева багровые, их ритм.

Нарастал так быстро... рос лавиной,

Той,

в которой больше половины

Поколенья моего сгорит.

1943, госпиталь.

РАЗВЕДКА

Мы ползем, разведка,

Без сигарет.

Ведь курение вредно:

В лоб пуля, и нет.

Ты молчи неустанно,

Хоть глину грызя,

Чтоб живыми остаться,

И сморкнуться нельзя.

Я ползу.

Мимо проволок длинных,

Вдоль бугров,

Меж картофелин минных.

Рядом грохнул снаряд,

Не взорвался!

Каждый рад,

Что живым остался.

Злы — от тьмы,

От грязищи и тины,

Как кроты, мы

Неукротимы!

Мордой грязь полосуй,

Молча — к цели!

Я ползу,

Я креплюсь еле-еле...

Мордой в грязь,

Но вперед гляди!

Но ползи...

Мимо клубней минных.

Ярость зреет

В моей груди,

Как взрыв бомбы

В тех недрах глубинных.

1943.

МИНА

Мина грохнула с ревом и свистом

Черным сделался снег вокруг.

У мальчишки, у связиста,

Оторвало кисти рук.

Может, где-то сейчас на севере,

Чтобы сыну на фронт послать,

Из очесов овечьих серых

Рукавицы вязала мать.

1943.

В ПАЛАТЕ

В бинтах, как в латах,

В белье одном.

И вдруг

палата

Вся... ходуном!

Бомбят наш госпиталь.

А мы лежим...

Забыт я, господи?

И — недвижим.

Лежу, натуживаясь,

В бинтах. Снопом.

Слушая

с ужасом

бомбовый звон.

Весь свистом «мессера» —

Иглой — к стене.

Вот что страшнее всего

На войне!

Спи, оперированный,

Или песнь запой.

Сосед накрылся вон

С головой. Сестрицы, где же вы?

По щелям, вмиг...

Взрев,

грохот режущий,

зениток крик!

Сосед

под байковое

Нырнул...

В упор

Грохает, бахает...

Трясется пол.

Бомбят!! Опасность.

Пикирует ас.

Нет,