Черный ангел

Еремеев Валерий Викторович

— А если я вам скажу, что я тоже пострадавший? — интересуется собеседник.

— Боюсь, одного голословного заявления будет маловато.

— Дело, Сергей, вот в чем… Несколько дней назад случилось очень неприятное происшествие: у меня из кабинета, из закрытого кабинета, заметьте, пропали деньги. Довольно крупная сумма. Деньги лежали вот в этом сейфе. Двери в мой кабинет оказались взломанными, сейф тоже.

Владыка показывает перстом на черный полутораметровый железный ящик, стоящий возле противоположной двери.

— По некоторым причинам, я решил не обращаться в милицию, а провести частное расследование. С Божьей помощью, я

хочу найти вора и вернуть деньги. Чем быстрее, тем лучше. Вот почему вы мне оказались нужны.

— А почему вы не обратились в милицию?

— Я же сказал: по некоторым причинам, — несколько сердито ответил Феодосий. — И вообще, я не очень высокого мнения о милиции.

— С вашей стороны это было очень неправильно. Думаю, что вы совершили ошибку, милиция наша, конечно, ловит далеко не всех и не всегда, и все же это иногда с ними случается. Особенно если она начинает это делать сразу. Например, если бы удалось быстро установить круг подозреваемых, провести обыски, то, скорее всего, деньги были бы найдены. Вот вы сказали, что воры взломали двери, на место которых уже, как я вижу, поставлены новые. Восстановить, как именно их вскрыли уже нельзя и это очень плохо, потому что зачастую манера проникновения может указать на личность злоумышленника, особенно тех у которых, свой ярко выраженный способ. Отпечатки пальцев тоже могли остаться.

Видно, что все мои замечания, не очень приходятся по нутру святому отцу. Передо мной человек, который склонен нормально воспринимать критику, только когда она исходит от него, а не в его адрес. Он производит впечатление человека, который сам любит указывать и критиковать.

Краска приливает к его лицу, которое теперь становится каким-то сиреневым, он нервно скребет за правым ухом и сердито обращается ко мне.

— Сколько вам лет, Сергей? — спрашивает он?

— Ну, тридцать четыре. А что?

— А мне в два раза больше. И не вам, такому молодому, указывать мне, что правильно, а что нет. У меня в общей сложности тринадцать лет лагерей и еще десять ссылки. Я за веру страдал при старом режиме. Слава Богу, всякого повидал в жизни. И не только хорошего. В основном даже очень плохого. У меня три судебных приговора, в том числе последний к высшей мере. Шесть месяцев в камере смертников. И если я не пригласил сюда легавых, то, значит, не счел это нужным! Теперь я ясно выразился?

— Более чем, святой отец. Более чем.

Я сижу ошарашенный. Подобной реакции я никак не ожидал. Падре же опять чешется, потом, немного выпустив пары, успокаивается и продолжает уже более елейно:

— Мне не нужна помощь посторонних, чтобы определить каким образом была выломана дверь. Если уж на то пошло, то я сделал фотографии взлома, да и старый дверной косяк и сама дверь никуда не делись. Лежат в гараже, можете посмотреть, если вам делать больше нечего.

— Хорошо, хорошо, — примирительно заявляю я, — если вы такой опытный в этих делах, то зачем вы обратились к нам?

— Зачем? А вот зачем. Я уже прикинул, кто бы мог это сделать, составил, как вы изволили выразиться, список подозреваемых, придумал план действия, но чтобы воплотить его в реальность, проверить все версии, мне нужен помощник, потому что самому мне этим заниматься не с руки. Во-первых, сан не позволяет, да и возраст, знаете ли, не тот, когда при холоде, под дождем тянет подсматривать в замочную скважину. Короче мне нужен опытный оперативник. А для вас это профессия.

Похоже мой шеф подсунул

мне неплохую свинью с этим архиепископом, который, почему-то возомнил себя одним из героев Эдгара По. Спасибо тебе, Павел Олегович! Век не забуду. Теперь неизвестно, сколько времени мне придется быть мальчиком на побегушках у этого стареющего маразматика. Одного начальника мне было вполне достаточно. Больше не надо. Я и одного-то еле терплю. Если уж я и берусь расследовать дело, то вся игра должна проходить по моим правилам или не проходить вообще. Может попытаться разозлить его? Чтобы он прогнал меня в три шеи и отказался от услуг нашего агентства? Большого труда это не составит. Старикашка вспыльчивый. Интересно, Павел уже слупил с него задаток или нет?

— А как вы представляете мою оперативную работу? — спрашиваю я. — Вы будете вызывать по списку одного за другим ваших подозреваемых, затем приглашать их в подвал, где буду находиться я и отделывать их плеткой или подвешивать на дыбу?

Вопреки ожидаемому, на этот раз он и не думает сердиться. Скорее, наоборот: по его лицу пробегает нечто вроде усмешки.

— Ну, будем надеяться, что до это не дойдет. Конечно, — отче останавливается, как бы подыскивая слова, — я вовсе не исключаю возможности определенного физического воздействия… ну, скажем, чтобы помешать злоумышленнику скрыться или что иное в этом роде, но уверяю вас никого подвешивать на дыбу не понадобится. Это будет нормальное цивилизованное расследование, ничего противозаконного, за исключением, пожалуй, что вам, скорее всего, придется провести небольшой несанкционированный обыск. Что вы на это скажите? Вы готовы к этому?

— Обыск не проблема, было бы что искать, — отвечаю я. — К обыску я готов. Я к другому не готов. Я не готов именно к такой своей роли. Я привык к тому, и так оно было во всех предыдущих делах, что именно я определяю стратегию и тактику дела, именно я решаю, в замочную скважину какой двери подсматривать в первую очередь, а какую оставить на потом, у кого проводить обыск, а кого поджаривать на углях и загонять иголки под ногти. И это было правильным. Про угли и иголки с ногтями, я конечно в шутку, но вы же не указываете пилоту, как тому надо вести пассажирский лайнер, хоть бы вы и сами понимали в этом деле. Или врачу, как удалять у вас аппендикс?

— Это разные вещи… — пытается протестовать Феодосий, но я опять перехватываю у него инициативу.

— Не до такой степени и разные. Мне не очень хочется быть слепым исполнителем чьих то указаний. Короче так: принимая во внимание ваш опыт, я готов допустить ваше участие в деле не только как клиента, но и как условного коллегу с правом совещательного голоса, но до тех пор, пока я не узнаю все обстоятельства этой, так называемой кражи, я палец о палец не ударю. Кража — это не тот случай, чтобы играть в темную. Или вы выкладываете весь расклад или мы расходимся. Это мое последнее слово.

Кровь снова приливает к лицу архиепископа, на этот раз он приобретает цвет перезрелого баклажана, но ему удается сдержаться. Видно, что в нем мучительно борются две противоположные тенденции. Он вгрызается в меня взглядом, пытаясь с высоты своего опыта, прочесть в моем лице что-то, что должно ему помочь сделать правильный выбор. Должно быть что-то там все-таки написано, что-то не совсем плохое, потому-то он, наконец, расслабляется и выдыхает.

— Будь, по-вашему. Надеюсь, все, что я вам скажу, останется между нами, молодой человек?