Черный бумер
Шрифт:
И сокрушенно покачал головой, мол, где мои молодые годы…
— Почему бы и нет? — с достоинством кивнул главреж, раздумывая, не злоупотребил ли он одеколоном. Запах резковатый, на любителя, не каждой бабе понравится. Но к черту эти мелочи, запахи и ароматы. — Она всегда была сообразительной девочкой. Должна все понять.
— Как в русской поговорке: хочешь кататься, люби и саночки возить, — поддакнул Самсонов. — Как говориться, за все на свете надо платить.
— Заткнись, — поморщился Поветкин. — Хватит тут сыпать перлами народной мудрости. Как говорится в русской пословице: топал бы ты до дома. Быстрым шагом.
— Я вам не нужен? Ну, подстраховать?
— Хрена тут страховать? — главрежа раздражала самодовольная морда Самсонова. — Топай, тебе говорят.
Самсонов лишь пожал плечами и протянул руку, но Поветкин сделал вид, что не заметил дружеского жеста. Ссутулив плечи, Василий Иванович исчез в темноте. Поветкин, проводив его взглядом, дошагал до конца темного коридора, вдоль которого тянулись двери в артистические уборные и другие служебные помещения. Из-под дальней двери пробивалась полоска света. Главреж, постояв на пороге, прислушался. Демидова, не опасаясь, что ее подслушивают, громко разговаривала по телефону.
— Да, конечно, — говорила Лариса. — Я ждала звонка Иностранца. Через пять минут выхожу. Все, жму лапу.
Поветкин выпрямился, поправил узел галстука и без стука толкнул дверь. В комнате, разделенной надвое матерчатыми ширмами, царил полумрак. Верхний свет вырубили, только над столиком Ларисы горели две лампочки в стеклянных колпаках. На полу возле радиатора отопления навалены мешки со старым барахлом и костюмами, которые завхоз никак не удосужится отгрузить в прачечную.
— А я думаю: кому не спится в ночь глухую? — Поветкин задом прикрыл дверь и незаметно повернул ключ, торчавший из замочной скважины. — Проходил мимо, смотрю, свет. Ну, я как тот мотылек. Полетел. Выходит, мы с вами двое во всем театре. Да, две одинокие души посередине ночи, мрака и запустения. Даже старуха с вешалки давно уж дома.
Главреж шпарил весело, давая понять, что все прежние обиды, если они и случались, а не пригрезились во сне, давно забыты. А кто старое помянет, тому он лично рога поотшибает и лишит премии в размере месячной зарплаты.
— Да, только вы и я, — Поветкин взял грустную ноту. — Никто нас не ждет, никто не зовет.
— Я-то как раз звонка ждала, — Лариса хотела подняться, но гость замахал руками. — От одного человека… Знакомого.
— Поклонники одолевают? — Поветкин присел на стул, стоявший возле зеркала. — Все правильно. Если есть талант, обязательно найдутся поклонники. Прав старина Островский: «Таланты и поклонники».
Ворочая языком, Поветкин осматривался. Давно он сюда не забредал. Стены, когда-то бледно розовые, сделались серыми, на подоконнике вянут в горшках желтенькие цветочки. Окно, забранное решеткой, выходит во внутренний дворик, пустой и темный, как колодец. Жалюзи подняты. Впрочем, это значение не имеет, с другой стороны административное крыло, там пусто, в гримерку некому заглядывать через. Увидев на столике отрывной листок, главреж успел прочитать первые две строчки, выведенные разборчивым почерком старательной ученицы: «Купить: носки, нижнее белье, двадцать банок тушенки, полотенца». Дальше не успел, Лариса, скомкав бумажку, бросила ее в раскрытую сумочку.
Странное, просто идиотическое сочетание: тушенка и трусы. Интересно, кому это Лариса покупает исподнее? Ясно, не любимому дедушке. Какому-нибудь жлобу, который без ума от
— Я, собственно, завернул сказать, что главная роль в «Золотом веке»— уже твоя, — небрежно бросил Поветкин. — Я немного поругался с членами худсовета, но позицию отстоял.
— Правда? — Лариса посмотрела на главрежа с недоверием. По слухам, которые бродили в труппе, как закваска в молодом вине, худсовет должен состояться только в конце недели. А сегодня вторник.
— Ну, ты же достойна этой роли. И потом, я для себя решил, что мы обо всем уже договорились.
— Простите, мне пора идти, — Лариса только вздохнула. Все это блеф и фигня: худсовет и главная роль. Поветкин рассказывает басни, чтобы плавно перейти к своей любимой теме и начать клеиться. — У меня встреча назначена.
— Подождите, подожди, — Поветкин откашлялся в кулак. — Помнишь, наш последний разговор?
— О лодке и надежной гавани? — зеленые глаза Ларисы сузились в злом прищуре. — Помню. Мне показалось, вы пошутили.
— Я шучу только два раза в год: первого апреля и в свой день рождения.
Поветкин заговорил хрипло, с каким-то странным нутряным хрипом, будто болел бронхитом. Плотское желание обладать этой гоношистой девчонкой, взять ее прямо здесь и сейчас, в гримерке, пересилило все доводы разума и жизненный опыт. Внутренний голос, вкрадчиво шептал в самую душу, что нужно немедленно остановиться, проявить терпение, со временем спелый плод сам упадет в руки. Но к черту этот голос и проклятое терпение. К этому все шло, так пусть это случится.
— И все окружающие давно изучили мои привычки и наклонности, — продолжал главреж. — Знают, что с юмором у меня туго. Одна ты где-то витаешь. Никак на грешную землю не опустишься. У тебя было время подумать.
Лариса поднялась с одноногой табуретки, давая понять, что продолжать эту бодягу, нет смысла. Набросив на плечо ремень сумочки, рванулась к двери. Дернула на себя ручку, заперто. Хотела повернуть ключ в замке, но не успела. Поветкин, подскочив сзади, дернул за плечо, развернул к себе. Ремень соскользнул с плеча, сумочка упала на пол, щелкнул клапан, по паркету покатились тюбик губной помады, мелкие монеты, мобильник. Лариса подняла руки, закрывая лицо. Казалось, Поветкин готов ударить ее.
Главреж мертвой хваткой вцепился в запястья, с силой потянул их вниз. Навалился грудью, прижавшись своими губами к ее губам. Лариса дергала руками, чувствуя, что на коже остаются синяки, но не могла вырваться. Кое-как она отпихнула в сторону Поветкина, но тот уже одной рукой вцепился в волосы, другой рукой за локоть рванул на себя, отбросил на середину комнаты. Высокий каблук поехал в сторону, хрустнул и сломался в основании, Ларису шатнуло, чтобы сохранить равновесие, она махнула руками. Задела, уронила матерчатую ширму. Поветкин оказался рядом, уцепившись за плечи, притянул девушку к себе.