Черный дембель. Часть 5
Шрифт:
Бурцева дёрнула плечом.
— И ещё, — произнесла она. — Серёжа, мой тебе совет: сделай концовку рассказа не такой мрачной. Твой герой упомянул, что на том пожаре погибли сорок три человека. Это неправильно. В нашей стране такого бы не произошло. Да и читатели в такой авторский произвол не поверят. Пусть уж лучше эти сорок человек не умрут, а получат ожоги. Вот это будет реалистично. Ведь тушением пожара, как ты написал, руководили Андропов и Косыгин. Наша жизнь есть то, что мы думаем о ней — это сказал Марк Аврелий.
Настя вздохнула. Улыбнулась.
— А ещё бы я немного поработала над текстом. Выбросила бы из
— Ты обещала, — напомнил я. — Помнишь? Отцу о содержании моих записей ни слова.
Я указал на Бурцеву пальцем. Настя кивнула.
— Конечно, — сказала она. — Никому ничего не скажу. Клянусь.
И тут же процитировала Аркадия Гайдара:
— Что это за непонятная страна, в которой даже такие малыши знают Военную Тайну и так крепко держат своё твёрдое слово?
В среду мы посетили Центральный универсальный магазин и «Пассаж». Там гости из Новосоветска уже не так бурно реагировали на «богатство» столичных витрин и прилавков. Вели себя относительно сдержано. Они не хватали с полок дефициты, а присматривались к ним и приценивались. Новосоветские комсомольцы сообразили, что в Москве эти товары не вызывали среди местных жителей ажиотаж. Даже девчонки сегодня не спешили с покупками (тем более что большую часть денег они потратили ещё вчера).
В итоге мы посетили два магазина, а не один, как вчера. Но всё равно вернулись вечером в гостиницу нагруженные покупками и уже морально подуставшие от шопинга. После ужина в ресторане Лена и Наташа даже заговорили о Красной площади (вчера мы по ней скорее пробежали, а не погуляли), вспомнили о существовании Третьяковской галереи и Мавзолея Владимира Ильича Ленина. Но их фантазии присмирил Кирилл, который твёрдо заявил, что завтра у нас на повестке дня Московский дом книги.
Утром в четверг мы после завтрака отправились на проспект Калинина (который я по привычке мысленно называл Новым Арбатом). Шли туда с превеликим удовольствием. Все. Кирилл и Наташа спешили за вожделенными книжными новинками. Котова и Бурцева тоже планировали, что подыщут в «самом большом книжном магазине страны» что-то интересное для себя. Я шёл поглазеть на сам магазин. Прохоров отправился вместе с нами, потому что рядом с книжным находился магазин «Мелодия».
В Доме книги Кирилл занял у меня «до стипендии» двадцать пять рублей. Потому что остаток своих денег он и Торопова потратили (пока ещё только мысленно) буквально за первый же час пребывания в заставленных книжными стеллажами залах. Я заподозрил, что СССР сейчас действительно самая читающая страна в мире, при виде той горы из книг, куда мой младший брат и Наташа всё ещё складировали свои будущие покупки. Напомнил Кириллу, что книги придётся не только читать, но и везти в Новосоветск.
В пятницу утром мы после завтрака отправились на Красную площадь. Прошлись мимо Мавзолея, прогулялись вдоль кремлёвской стены. Настя взвалила на себя роль нашего экскурсовода. Она болтала без умолку, буквально засыпала нас историческими фактами и цитатами о Москве из произведений советских и дореволюционных российских писателей. Мы пообедали пирожками в Александровском саду. А ближе к вечеру вернулись в гостиницу. Потому что на сегодняшний вечер у нас были билеты в театр.
До Театра сатиры мы доехали в такси. Не сунулись в метро. Потому что девчонки облачились в свои лучшие одеяния. Настя отвесила не один десяток комплиментов красному платью Котовой, которое Лена ещё и дополнила золотыми украшениями с рубинами. Похвалила она и наряд Тороповой (хотя Наташина блуза и чёрная юбка в сравнении платьем Лены смотрелись более чем скромно). Бурцева тоже принарядилась, словно на приём к королеве: в приталенное перламутровое платье. Мы с Кириллом надели пошитые осенью костюмы. Прохоров облачился в синие джинсовые штаны и рубашку — он единственный из нас выглядел «современно».
В театр мы вошли за полчаса до начала спектакля. Разделились по парам. На этот раз Бурцева шла под руку с Артурчиком. Настя здоровалась едва ли не со всеми встречными. А эти «встречные» называли её по имени и отвешивали ей комплименты. Перепадали комплименты и нам — особенно Котовой, в которой явно заподозрили представительницу нынешней «золотой» молодёжи. Я мысленно поставил «плюс» Марго. С фасоном платья для Лены она явно угадала. Гости театра то и дело задевали Котову взглядами. Женщины с почти нескрываемой завистью и интересом разглядывали наряд Лены. Мужчины плотоядно посматривали на фигуру Котовой.
Лена чужие взгляды словно не замечала. Она отвечала улыбкой на улыбки, комплиментами на комплименты. Не выглядела смущённой. Хотя я чувствовал, как она крепко сжимала мою руку: словно Лена боялась остаться среди этих людей в одиночестве. Вслед за Бурцевой и Прохоровым мы неторопливо прошли в зрительный зал. Спустились к своему ряду. Там я снова окунулся в уже знакомую атмосферу, которой наслаждался ещё в сентябре. Заметил, как заблестели глазища Котовой при виде театрального занавеса (прятавшего за собой сцену). Мне почудилось, что Лена затаила дыхание. Я улыбнулся. Потому что примерно на такую её реакцию и рассчитывал.
Артурчик шутил, Кирилл и Наташа шушукались, Бурцева сыпала историческими справками и цитатами из пьесы Гоголя. Котова молчала, лишь изредка невпопад кивала в ответ на вопросы, рассматривала занавес, лица зрителей, потолок зрительного зала. Она будто онемела в ожидании представления. Сверкала глазами, водила взглядом по сторонам, холодными пальцами сжимала мою руку. Она едва заметно, одними лишь уголками губ улыбалась мне, когда наши взгляды встречались. И вновь поворачивала лицо в сторону сцены. Поднялся занавес, музыка сменила ещё минуту назад звучавшие в зале голоса. На пока ещё слабо освещённой сцене появились актёры.
— Я пригласил вас, господа, — произнёс городничий (которого играл Анатолий Дмитриевич Папанов), — с тем, чтобы сообщить вам пренеприятное известие: к нам едет ревизор.
Во время антракта я спросил у Лены, которая всё ещё заворожено смотрела на занавес:
— Ты хотела бы выйти на эту сцену?
Котова моргнула и взглянула на меня.
— Зачем? — спросила она.
— Чтобы быть по другую сторону занавеса. Участвовать в спектакле, а не смотреть на него из зала.