Черный Гиппократ
Шрифт:
Тут Самойлов ловким, отработанным движением сделал на животе трупа широкий разрез — он прямо таки располосовал живот от мочевидного отростка до лона в обход пупка, не ошибившись в направлении и силе прикладываемой к ножу.
— Теперь сделаем осмотр внешнего вида и расположения органов…
Здесь студент Новиков осторожно перебил его:
— Антон Петрович! А для чего этот маленький разрез на груди? Кто его сделал?
Самойлов недовольно скривился под маской; это было видно по тому, как сощурился один его глаз; Самойлов проследил взгляд студента, тот указывал на
— Этот разрез? — задумался Антон Петрович; его явно раздражало любопытство студента. — Здесь нет ничего особенного, — пожал ассистент плечами. — Хотя для вас ситуация может показаться любопытной… Нужна была срочная экспертиза… Требовалось следствию… И в качестве исключения, так сказать…
Ответ показался довольно уклончивый и потому не удовлетворил любопытного Новикова. Парень все присматривался к ране, к засохшим на боку потекам крови… Да и другие студенты косились на рану.
Но Самойлов завладел их вниманием:
— Начнем исследование желудочно-кишечного тракта сверху вниз, по ходу продвижения пищевых масс… Во всяком деле важна система. Ну и в нашем, конечно. Наличие проверенной системы сводит количество ошибок до минимума…
Тем временем Новиков, снедаемый сильнейшим любопытством, взял со столика, похожего на сервировочный, два хирургических крючка и довольно сноровисто раскрыл рану на груди трупа.
— Антон Петрович! — перебил Новиков преподавателя. — А тут нет сердца!..
Этот Новиков, наверное, был либо очень невоспитанный человек, позволяющий себе перебивать старшего, либо гений, который ради познания истины способен был идти на любые жертвы — даже на неприязнь со стороны ассистента кафедры Самойлова.
Лоб у Антона Петровича от неожиданного возгласа студента наморщился, глаза остановились, и в них зажегся недобрый блеск.
Студенты зашикали на любопытного и нетактичного Новикова, но тот на это шишиканье не обратил ровным счетом никакого внимания, а только по-прежнему растягивая стальные крючки, дивился на пустое, зияющее чернотой средостение:
— Сердца-то нет!..
Антон Петрович взял себя в руки, подавил раздражение:
— Ну правильно! А что же вы хотели?.. Я же вам объяснил, доктор Новиков, что орган изъят в интересах следствия…
— А вы говорили — по кусочку… в пробирку… — не совсем уверенно оправдывался Новиков.
Антон Петрович укоризненно покачал головой:
— Доктор Новиков! Я делаю вам замечание… Вы забегаете наперед, вы перебиваете меня… Не беспокойтесь, мы доберемся еще до сердечно-сосудистой системы…
— Да нет! Я ничего! Извините!.. — пошел на попятную студент. — Мне просто показалось странным, что в груди нет сердца…
Нестеров в состоянии глубочайшей задумчивости вышел из палаты в коридор. У входа в отделение опять была какая-то суета. Санитары пошире раскрывали двери, а другие санитары быстро толкали перед собой каталку. И капельницу держали повыше…
Нестеров увидел медсестру Маргариту Милую. Она стояла к нему спиной и тоже смотрела на санитаров с каталкой. Нестеров остановился возле Маргариты.
Как раз в это время каталку провозили мимо них. На каталке лежал молодой мужчина — лет тридцати пяти. Он был без сознания и очень бледен — смертельно бледен. Лицо его было обрызгано кровью… А простыня, которая укрывала его, тоже пестрела пятнами крови.
Санитары толкали каталку прямиком в операционный блок. Все, кто был в это время в коридоре, расступались перед ними.
Маргарита оглянулась на Нестерова.
Тот сказал:
— Не повезло какому-то парню…
Маргарита проводила каталку глазами:
— На Малой Юхновицкой была перестрелка… Это повезли, кажется, следователя — два пулевых ранения в живот. Но из приемного покоя говорят: что-то еще можно сделать… А вот того, что подняли к нам минутой позже, — преступника, — вряд ли удастся спасти. Там задета брюшная артерия… Из него так и хлещет… Рану зажимают пальцем, но толку от этого мало…
— Будет много работы, — Нестеров кивнул в сторону операционной.
— Да, со всех отделений сбежались хирурги. Это называется аврал.
Маргарита улыбнулась Нестерову.
А он тут же подумал:
«Какая же она хорошенькая! И как подходит ей ее фамилия!..»
Нестеров спросил:
— Что вы делаете завтра вечером?
Она слегка смутилась перед его прямым изучающим взглядом:
— Вы так спрашиваете, будто собираетесь меня куда-то пригласить.
— Разве что на пищеблок, — отшутился он. — И все же?
Она пожала плечами:
— Буду отсыпаться после дежурства. В общежитии… Это называется — дрыхнуть, — Маргарита скользнула взглядом по его лицу. — Почему вы спрашиваете?
Он признался:
— Просто хочу знать, есть ли у вас кто-нибудь…
Она ответила неопределенно:
— Сейчас у всех кто-то есть, но ни у кого никого нет. Такие странные времена настали…
Нестеров явно ей был симпатичен — ему в глаза это бросилось сразу. Очень уж живо реагировала Маргарита на его взгляды.
У нее была очень нежная кожа; щеки слегка порозовели, шея казалась мраморно-белой и бархатистой. Блестящий шелковый халат только подчеркивал эту бархатистость.
Заметив, что Нестеров обращает слишком пристальное внимание на ее кожу, девушка совсем заалела и не нашла ничего лучшего, как ретироваться к столу. Там, у себя на посту, вблизи привычных причиндалов маленькой медсестринской власти (телефон, авторучка, журнал и лоток со шприцами), она почувствовала себя увереннее и прохладным голосом обратилась к скучающей неподалеку санитарке:
— Тетя Валя, отведите больного Нестерова на ренографию!..
Тетя Валя неохотно поднялась со стула и, взяв историю болезни, раскачивающейся утиной походкой направилась вдоль по коридору к холлу с лифтами.
Нестеров последовал за ней, но, сделав шагов пять, оглянулся. Маргарита с какой-то непонятной грустью смотрела на него. Он подмигнул ей — чем опять вогнал в краску.
Пряча свою реакцию, Маргарита отвернулась и для виду раскрыла журнал.
Глава десятая