Черный Гиппократ
Шрифт:
— Потрясающе!.. — прошептал Иванов, едва не прижимаясь лицом к стеклу «аквариума».
Он пару минут полюбовался ожившим сердцем, потом раскрыл книгу в зеленом сафьяновом переплете и стал аккуратно заносить в нее показания датчиков. Почерк у него был безукоризненный, можно даже сказать — каллиграфический. А книга у него была не просто книга, а настоящая летопись ученых изысканий — его, ивановских изысканий, книга славы его, ивановского гения…
Он писал и напевал под музыку великого Бетховена. Иванов знал слова хора, и голос у него был — пусть не бельканто, — но неплохо поставленный. Поучившись в соответствующем заведении, Иванов мог бы стать и
Иванов был поистине счастлив и описать его счастье словами — бессмысленно. Кроме творца, никто не поймет глубину переживаний и вершину эмоционального взлета другого творца в тот момент, когда обрело жизнь его творенье.
Владимир Нестеров долго лежал без движений, лежал навзничь, глядя в потолок, закинув руки за голову. Несмотря на то, что сам он был неподвижен, как мумия, мысль его была гибка и динамична. Перебрав все аргументы «за» и «против», Нестеров пришел к логическому выводу, что Иванов либо допускает врачебную ошибку, либо… А что означало второе «либо», даже страшно было подумать. Но именно второе «либо» как будто более всего соответствовало действительности. За этим «либо» — таким безвинным с виду — скрывался криминал. Страшный криминал. Наподобие «ужастиков» — щекочущей нервы обывателя продукции Голливуда. А может, даже похлеще — поскольку все происходило в действительности и не с кем-нибудь, не с каким-то абстрактным киногероем, а с ним, Владимиром Нестеровым во плоти…
Иванов хотел взять, изъять, отнять у него почку…
Само собой понятно, что Иванову не нужна больная почка. И то верно: кому нужна больная почка?
А как отнять здоровую почку, предварительно не фальсифицировав диагноз? Ведь под изъятие надо подвести основание… Вот, кажется, и решение этого непростого вопроса… Если, конечно, предположение верно и здесь, в хирургическом отделении махровым цветом цветет криминал…
Далее Нестеров рассуждал так: на почку свою он не жаловался, обследования показали, что она нормальная, и Иванов вознамерился ее зачем-то забрать; можно ли проверить каким-либо образом этого Иванова, протестировать его?.. Можно. Например, попробовать имитировать одну из почечных болезней. Если Иванов преступник и нацелился на здоровую почку, то такой поворот дела его озадачит. Ему не нужна больная почка… А если Иванов честен и просто ошибается, как может ошибиться всякий врач, он должен обрадоваться новым подтверждениям своему диагнозу, он должен сказать: «Вот видите, я был прав!»
Это была интересная мысль, и Владимир принялся рассматривать ее с разных сторон. Как будто ничего не мешало ему попробовать. Если предположить, что с ним играют в какие-то игры, почему же и ему не поиграть?..
Приняв решение, Владимир сел в постели:
— Готовиться — так готовиться…
Виталий Сергеевич отозвался со своего места:
— Молодец! Так и надо! Чего тянуть?..
Владимир подумал:
— «Теперь будет мой ход. Пора менять тактику и занимать активную позицию».
Всех ходячих позвали на завтрак…
Владимир сидел за одним столом с молодыми ребятами из своей палаты.
К завтраку были приготовлены сырники… Сырники… Слово-то какое… Великолепное! Сырники!.. Ничего не может быть вкуснее сырников, если ты голодал два-три дня!
Ах, что это за чудо — больничные казенные сырники!..
Сразу после завтрака Нестеров направился в холл, набрал номер телефона.
Телефон ответил сразу. У Владимира даже возникло впечатление, что Вика сидела у телефона, ожидая звонка.
— Вика! Привет! Это я — Владимир.
— Здравствуйте, Володя, — почему-то печально ответила девушка. — Как вы?
— Стало немного лучше. Но было бы совсем хорошо, если бы ты помогла мне.
— Хорошо, говорите, что нужно, — с готовностью отозвалась Вика.
Нестеров на секунду задумался, ибо просьба с которой он собирался обратиться к Виктории, могла показаться ей странной. Какое дать объяснение?
Вика поняла паузу по-своему:
— Говорите, Володя, без стеснений. Я сделаю все, что необходимо…
Другого Нестеров и не ожидал услышать. И сказал:
— Вика, надо, чтобы ты принесла мне полтора десятка яиц.
— Полтора десятка яиц? — удивилась Вика.
— Да. Никак не меньше.
— Вареных?
— Нет, Вика, — сырых. Можно прямо из магазина.
— Хорошо, — в голосе девушки было столько удивления, что почти не осталось печали. — Но зачем столько?
Объяснение придумалось легко:
— Видишь ли, Вика, врачи рекомендовали мне специальную диету…
Девушка поняла:
— Я уже выхожу, Володя. Из магазина сразу к вам!..
Нестеров повесил трубку и, пошатываясь, поскольку был еще очень слаб, побрел в свое отделение.
В этот день дежурила какая-то старая мымра. О ней ходили нехорошие слухи: будто уколы она делает неуклюже, болезненно; она почему-то волнуется, когда делает уколы, у нее потеет лицо, и очки съезжают по мокрому носу на самый кончик; поэтому мымра больше думает о своих очках, которые могут упасть и разбиться, нежели о процедуре, какую выполняет… Так говорил Виталий Сергеевич. И еще говорили другие «старожилы» отделения…
Мымра сидела за столом дежурной сестры и разбиралась с листами назначений.
Когда Нестеров проходил мимо, мымра пристально взглянула на него и опять сунула нос в свои листы назначений.
У Нестерова не возникло желания что бы то ни было сказать ей. Глаза у старухи были злые.
Он направился в сторону пищеблока.
Он не видел, что мымра повернулась и напряженно смотрела ему вслед.
Вдруг она крикнула ему в спину, каким-то «резиновым» голосим, будто выстрелила:
— Нестеров! Вы что, хотите своровать хлеб? Вам нельзя еще много есть!.. Сырников достаточно…
Он даже не обернулся.
А вслед неслось жесткое:
— Нестеров! Я кому говорю!..
Под мымрой раздраженно заскрипел стул.
Но тут зазвонил телефон на столе у мымры, и это уберегло Нестерова от дальнейшего общения с ней.
Медсестра взяла трубку, и внимание ее переключилось на служебный разговор. Поэтому она не могла слышать, как интеллигентный Нестеров вполголоса огрызнулся:
— Да пошла бы ты!..
На пищеблоке Нестеров и не думал воровать хлеб. На каждом столе стояли хлебницы, и хлеб можно было просто взять — без всякого воровства.