Черный Гиппократ
Шрифт:
Иванов один за другим пробовал новые питательные растворы, которые были разных цветов. С помощью стеклянной воронки он вливал их в прозрачный приемник, что располагался позади насосиков. Поршни потихонечку перекачивали растворы из приемника в систему, растворы бежали по трубочкам в почку, а Иванов с напряженным видом следил за показаниями датчиков. Но те никак не реагировали.
— Абсенс… Опять абсенс! — восклицал Иванов, открывал свою книгу в зеленом переплете и записывал туда сплошные нули напротив сложных химических формул. — Отсутствие результата — тоже результат.
Эта истина успокаивала его. Понаблюдав за почкой, за мочеточником, из которого не вытекло ни
— Ну заводись! Заводись же моя хорошая!.. Если ты заведешься, то я пойму, что на верном пути. Тогда я миллиардер, а мое дело — процветающее дело…
Рядом активно — в хорошем здоровом ритме — билось сердце. От его сокращений колыхался слегка в резервуаре питательный раствор. Цевницы время от времени тихонечко исполняли бессмертную мелодию Бетховена…
А вот почка капризничала. Ее компьютер молчал.
Зато разговорился Иванов. Мечтательное выражение появилось у него в глазах:
— О, если я оживлю мертвую почку!.. Это будет потрясающе! Окупятся все жертвы, которые мы принесли к алтарю бога Знания — Чистого Знания. Это будет гениальное достижение современной науки — моей науки… Я поставлю производство на широкую ногу, наберу новых людей. Буду, контролировать все морги, все травматологические клиники и, быть может, даже выступлю с официальной программой… Ученый мир, медицина будут только приветствовать это… А потом… — глаза Иванова блестели лихорадочным блеском. — Потом… я положу перед собой мозг. Я дам ему новую жизнь. Научусь входить с ним в контакт. И поставлю чужой интеллект на службу себе. Я создам в этих стенах мозготеку… Вот величайшая из идей! Идея писателя Беляева в романе про оживленную голову — детский лепет… Мозготека! Только она способна мощным рывком продвинуть человечество по пути прогресса. Я соберу здесь мозг величайших ученых из всех стран. Деньги — пыль. У меня будут на то достаточные деньги… Я помещу их здесь, на специальных, полках, в лучших резервуарах, я дам им глаза и уши, быть может, сумею дать им и речь. И вместе мы будем творить. Моя мозготека, мой штат, мой ученый коллектив… Мы многого добьемся. Они, мои ученые гении, не обремененные домашними, бытовыми, семейными заботами, не подавленные страхами, не возбужденные мирскими радостями, не угнетенные болезнями, не томимые желаниями плоти, будут творить здесь в абсолютном спокойствии. Под моим контролем. Управляемые мной — в направлении, мной указанном… Я дам им вторую, третью жизнь… Величайшие писатели будут продолжать писать свои романы; изобретатели — изобретать; конструкторы — конструировать; философы — мыслить… — Иванов закрыл книгу в зеленом переплете и, глядя на почку, которая никак не хотела оживать, совсем размечтался. — Почему цивилизация так медленно продвигается вперед? Потому что мало талантов и гениев. Один талант на тысячу дармоедов. Один гений — на сто тысяч талантов… Но, Боже мой! Как мало живут гении и таланты! Как быстро они сгорают! И как мало успевают сделать!.. Их не берегут, не взлелеивают, а даже, наоборот, — ставят им всяческие препоны… Я изменю это уродливое положение вещей. Крупнейшая лаборатория гениев будет здесь, студия творцов, аудитория бессмертных профессоров… Средоточие Великого Чистого Разума!..
Иванов замолчал и несколько минут задумчиво смотрел на почку. Тут запищал компьютер. Иванов вздрогнул и вышел из состояния задумчивости. Посмотрел на экран монитора — на информацию, высветившуюся там.
Кивнул:
— Ты прав. Давай попробуем стимулировать, — он нажал несколько кнопок на клавиатуре, лицо у него было в этот момент сосредоточенное, решительное. — Я сделаю это! Жизнь свою положу. Но это не пустые мечты…
Компьютер воспринял команду. Стальная рука миниробота внесла в приемник ампулу с бесцветной жидкостью и раздавила ее над фильтром. Стимулятор поступил в систему.
Через секунду бесстрастный голос компьютера объявил:
— Стимулятор в системе!.. Стимулятор в почке!.. Нет потенциала!.. Абсенс!..
Иванов вздохнул и изобразил в своей книге очередной нуль.
В это время послышался звонок в гостиной…
Иванов недовольно передернул плечами и перевел систему в режим длительного функционирования. Вышел из операционной.
За стеклянной дверью ожидала Фаина. Она была великолепна. Как-то строга. Иванов еще не видел ее строгой…
Он открыл дверь, впустил Фаину.
— Давно не виделись, Саша, — сказала красавица, едва взглянув на него.
Постучав каблучками до ковра, она скинула туфли и по ковру уже шла босиком. Удобно расположилась на кожаном угловом диване. И тогда почувствовала себя как будто увереннее. Иванов давно заметил, что женщины чувствуют себя увереннее и спокойнее, когда сидят. И только тогда с ними сколько-нибудь можно обсуждать какие-нибудь проблемы. Кажется, Фаина не относилась к числу исключений из этого правила.
Она как будто была в расстроенных чувствах. Красивая, растрепанная, злая… Губы ее дрожали, глаза ни на чем не задерживались. Одна рука нервно теребила пуговку на обивке дивана, а другая шарила в сумочке.
Иванов запер дверь:
— Не частая ты здесь гостья.
Фаина строго стрельнула в него глазами:
— Я же замужняя женщина… увы!
Она нащупала в сумочке пачку сигарет, зажигалку.
Иванов тут же подумал, что ни к чему зажигалка — огонь, настоящий живой огонь так и полыхал у нее в глазах, голубоватый дьявольский огонь…
Иванов улыбнулся этому наблюдению и подсел к Фаине на диван, подвинул к ней поближе пепельницу на журнальном столике:
— Тебе будто кто-то накрутил хвост…
Она прикурила:
— Мой козел… Я хочу сказать — что сама накрутила ему хвост, — Фаина расслабилась и пустила дым в потолок.
— И наставила рога, — подсказал Иванов.
Фаина, наконец, улыбнулась:
— Рога Куртизанову я наставила через месяц после свадьбы…
Иванов принял шутливо-огорченный вид:
— Значит, я у тебя не первый… как бы это выразиться поточнее… продавец рогов?
— Нет, не первый, — красивым пальчиком Фаина поглаживала сигарету. — Первым продавцом был секретарь тогдашнего ленинградского Союза писателей СССР.
— Ах, да! — припомнил Иванов. — Ведь твой Куртизанов — литератор… И что? — заинтересовался он, поглядывая на круглые коленочки Фаины. — Что этот секретарь?
Фаина таинственно засмеялась:
— Был какой-то банкет — я уже не помню… Презентация чьей-то скучной книги, претендующей на госпремию. Или уже обмывали собственно премию. Секретарь пригласил меня танцевать…
— Танцевать? — Иванов закатил глаза под потолок. — О, как это очаровательно! Я уже тысячу лет не танцевал…
— Я тоже, — Фаина изящным жестом стряхнула пепел в пепельницу.
— Как же! — напомнил Иванов. — А у меня в кабинете, на столе… Можно сказать в неглиже…
— Это не считается, — Фаина с ухмылкой отвела глаза. — Это была всего лишь демонстрация платья.
— Хочешь потанцевать?
Фаина сладко потянулась:
— Потом… Так хорошо сидеть на твоем диване…
— Ну так что же секретарь? Это так любопытно!..
— Когда мы танцевали, он предложил сыграть партию в бильярд…
— Женщине в бильярд? — удивился Иванов. — Какая странная фантазия!..