Черный Гиппократ
Шрифт:
Критически осмотрела веревку. Веревка была хорошая — тонкая и прочная, капроновая. Из тех, что плавятся под огнем спички… Вика попробовала веревку на разрыв. Очень крепкая была веревка. Вика удовлетворенно кивнула…
Бабушка суетилась на кухне:
— Обед готов, детка. Мой руки и садись за стол.
— Сейчас, бабушка… — Вика вышла из ванной и заперлась в туалете.
— Я уже налила, — поторопила бабушка.
Вика не ответила.
Она опустила крышку унитаза и посмотрела вверх. Под потолком, хотя и не очень высоко, проходила какая-то труба — не то отопительная, не то газ.
Вика только усмехнулась при этой мысли. Завязала узелок, сделала петельку. У нее были такие ловкие пальцы. Так легко и прочно завязался узелок, такая аккуратная вышла петелька. И скользила хорошо.
Вика стала на крышку унитаза и перекинула свободный конец веревки через удобную трубу. Затянула еще узелок. Потом примерила петлю по высоте. Высота ее устраивала. Губы мелко дрожали…
Вика сунула голову в петлю, опустила руки и прыгнула…
Натянулась крепкая капроновая веревка. Вздрогнула и выдержала труба. Все верно рассчитала Вика. С трубы только посыпалась побелка…
Но не рассчитала Вика лишь своей решимости. Наверное, передумала в последний момент — в тот страшный момент, когда бельевая веревка хищно и больно впилась в ее шею, когда веревка вдруг ожила, обратясь в жуткого черного монстра и принялась душить ее — бедную несчастную брошенную беззащитную Вику… Девушка схватилась за веревку руками, пытаясь ослабить ее мертвую хватку; ногами пыталась нащупать, искала крышку унитаза, на котором стояла только что. Но он будто исчез — этот подлый унитаз. С его стороны это было предательство…
Откуда Вике было знать, что она вешается?.. Она искала ногами опоры, задевала за стены, скользила по ним…
Но через несколько секунд замерла. Одна рука ее упала, а другая так и осталась сжимать веревку.
— Вика! Суп остывает. Я уже налила…
Ординатор Блох постучал в дверь кабинета заведующего. Вошел.
— Саша?! Рита сказала, ты спрашивал про меня.
— Да, я искал тебя, Давид, — Иванов едва взглянул на вошедшего. — Присаживайся.
Блох сел на диван, вопросительно посмотрел на Иванова. Тот перелистывал какую-то монографию у книжного шкафа и молчал.
— Что-нибудь случилось? — поинтересовался Блох.
— По крупному счету — ничего, — отозвался задумчиво Иванов.
— А по мелкому?
Иванов кивнул в сторону стола:
— Там анализ Нестерова. Посмотри…
Блох приподнялся, взял со стола бланк анализа и опять сел.
Взглянул на результаты.
Брови его поползли вверх:
— Альбуминурия?
— Да, она — родимая! — кивнул Иванов, все еще листая монографию. — Тебя это как будто сильно удивляет…
— Удивляет. Но ты прав: удивляет не сильно… Он же жаловался на почки.
— Жаловался, — согласился Иванов и зашвырнул монографию в шкаф. — Да ты на цифры посмотри! Это же сумасшедшие цифры!..
— Цифры, и правда, — не того, — Блох поскреб себе чисто выбритый, отдающий синевой подбородок. — А ошибки какой-нибудь здесь не может быть?
— В том-то и дело, что нет ошибки. Я звонил уже лаборантке. У нее тоже волосы дыбом!..
— Ничего не понимаю, — Блох вертел бланк в руках, заглядывал на оборот, будто там мог найти ответ на загаданную загадку.
— Вот-вот — начал нервно ходить по комнате Иванов. — И это, заметь: при нормальной почке. У него практически идеальная почка… почки!
— А жалобы?
— Откуда я знаю? — пожал плечами Иванов. — Не было ведь до сих пор никаких жалоб. И вдруг — пожалуйста… Плюс альбуминурия циклопическая… И это при исключительно хороших результатах обследования!
— Может, он съел чего-нибудь? — предположил Блох. — Надо спросить.
Иванов мерил шагами комнату:
— Я уже думал об этом… Но маловероятно. Во-первых, к нему никто не приходит. Нет у него никого в Питере. Следовательно, не могут ничего принести… А во-вторых, это сколько же и чего нужно съесть, чтоб получить такую сумасшедшую альбуминурию?.. Из него же, из Нестерова этого, получается, белок качать можно. Как нефть из-под земли!..
Блох тоже начал нервничать:
— Говорю тебе: не нравится мне этот Нестеров! Надо купировать приступ и выписывать к дьяволу.
Однако Иванов был несколько упрямым человеком:
— Нет, Давид. Выписать — проще всего. Надо с ним разобраться.
— Что ты имеешь в виду? Диагностику?
— Не только… — Иванов беспокойными глазами смотрел на Блоха. — Мне тоже многое кажется…
— Например…
— Например, что я тоже где-то видел раньше этого Нестерова… Что он подозрителен мне… И что мы подозрительны ему… Что последние жалобы и это его альбуминурия, которая так некстати, — фикция…
Еще больше тревоги появилось в глазах Блоха:
— Ты хочешь сказать, что Нестеров, заподозрив что-то, перешел к активной тактике?
Иванов ушел от прямого ответа:
— Я выведу его на чистую воду… — и он покосился на результаты анализа. — Неужели мы проглядели нефрит?
Медсестра Маргарита Милая, сидя у себя за столом, отмечала в листах назначений плюсиками исполнение процедур. Она не видела, как Нестеров вышел из палаты. Занятая делом, она увидела его только тогда, когда он присел к ней за стол.
Нестеров взглянул на листы назначений:
— О, какая серьезная работа. Я могу помочь.
Заметно было, что Маргарита как-то подобралась внутренне, напрягаясь. Бросила на Нестерова быстрый острый взгляд. Нестерову показалось, что он успел разглядеть в глазах Маргариты озорные искорки. Между тем лицо медсестры было серьезно.
Она вздохнула:
— Чем вы можете помочь?
— Крестики ставить в этих листках, — он пытался еще раз заглянуть в глаза Маргарите, ему хотелось убедиться, что в них, действительно, живут озорные искорки, они показались ему такими симпатичными. — Помню, когда учился в школе, меня хвалили учителя за почерк. И еще рисовал не плохо. Для меня крестик изобразить — не составит труда.