Черный Гиппократ
Шрифт:
— Поэтому вы стали архитектором? — Маргарита избегала смотреть ему прямо в глаза.
— Пожалуй, и поэтому тоже.
Маргарита опять вздохнула:
— По-моему вы смеетесь надо мной…
— Ни в коем случае! — всполошился Нестеров. — Как вы могли так подумать!
Маргарита поискала что-то в кармане халата:
— Вы же понимаете, что я сама справлюсь с плюсиками…
Она поднялась и подошла к шкафу. Открыла дверцу. И получилось, что этой дверцей Маргарита от Нестерова прикрылась. Девушка достала зеркальце из кармана, погляделась, подправила бровь, подняла колпачок повыше,
Нестеров не видел ее манипуляций, но, человек достаточно опытный, догадался о них:
— Тогда я вынужден признаться, Рита… Я просто соскучился.
Она замерла с зеркальцем в руках:
— По своей работе?
— По общению с вами. В прошлый раз вы ушли так внезапно. Я об этом сожалел…
Маргарита закрыла шкаф, достала из кармана ножницы и принялась слегка подрезать обтрепавшиеся края листков назначений. Весь ее вид говорил о том, как девушке приятно, что Нестеров соскучился по общению с ней. Она сказала:
— Просто внезапно закончилось мое дежурство.
Маргарита была занята своим серьезным делом, но Владимир чувствовал, что все внимание ее направлено на него — Владимира. Внимание ее прямо-таки было устремлено к нему — как клин света.
Нестеров сказал с грустной улыбкой:
— Я думал о вас…
Маргарита тихонько цвела.
А Нестеров продолжал:
— Эта медсестра… старушка… так мучит нас всех своими уколами! Мы лежим и вспоминаем вашу легкую руку…
— Только в связи с уколами вы думали обо мне? — как будто огорчилась Маргарита.
— Не только. А точнее в связи с этим — совсем мало. Я думал о другом: что вы милая…
Маргарита взглянула на него как бы с укоризной:
— Скоро вылечим вас, и вы выпишитесь. И забудете про уколы и сестру Милую, так поразившую ваше воображение.
Нестеров хотел было возразить, но Маргарита не дала ему это сделать. Перевела разговор на другую тему:
— Мы все огорчены результатами вашего анализа.
— Какого анализа? — Нестеров сделал вид, что не понял.
— Альбуминурия у вас, Володя, — сказала с сочувствием Маргарита. — Это не очень хорошая штука, скажу я вам. Белок в моче…
Нестеров был беспечен. Откуда архитектору знать, что белок в моче — весьма нехорошая штука?
Нестеров улыбнулся легкомысленно:
— Чего огорчаться! Сегодня белок есть, завтра — нет. Пройдут болезни, вся жизнь — впереди…
Маргарита несколько удрученно покачала головой:
— Особенно огорчен Александр Александрович.
— Иванов? — Владимир порадовался в душе, что разговор подвинулся к интересующей его теме.
— Да. Ведь он ваш лечащий врач. И заведующий.
Нестеров принял это близко к сердцу:
— Надо же! Как переживает за больных!..
— Да, у нас хороший заведующий! — согласилась Маргарита. — Мы за ним как за каменной стеной.
— И молодой. За жизнь еще горы свернет. Много успеет, коли так хорошо начинает.
— Он и наукой занимается, — похвалила Маргарита. — Печатает в журналах статьи.
— Статьи? — Нестеров сделал такие глаза, будто для него статьи в журналах — предел мечтаний. — А о чем?
Маргарита улыбнулась:
— Блох говорит, это очень умные статьи. Даже не всякий медик их поймет!.. А тема самая современная — пересадка внутренних органов. Ну вы слышали, наверное, пересаживают еще кожу. Но про кожу Александр Александрович не интересуется — этим в ожоговых отделениях заняты врачи. А Иванов пишет про почки, сердце…
— Почки? — задумался Нестеров.
— Да, — Маргарита тронула его пальчиком за руку. — Вы когда-нибудь читали про искусственную почку? Не читали? — в глазах ее появился восторженный блеск. — Когда я еще была в медучилище, нам показывали искусственную почку. Представляете, это столько аппаратуры, что занимает целую комнату!.. А в природе — такая маленькая. Получается: мал золотник, да дорог!
Не может человек создать почку подходящих размеров. Вот и возникает проблема пересадки…
— Вы лирик, Рита, — обронил Нестеров задумчиво.
— Может, и лирик, — пожала она плечами. — Но дело-то серьезное. Вот вам, например, вдруг придется удалять почку… А Иванов — раз… и поставит новую!..
— Новую? Это было бы великолепно!.. — Восторженность Маргариты начала убеждать Нестерова в том, что она как бы не в курсе, не в числе посвященных; но он решил пустить пробный шар. — Я заметил, однако, что не все так очарованы Ивановым, как мы с вами, как Виталий Сергеевич…
Тень мелькнула в лице Маргариты — в хорошеньком лице:
— Я знаю, о ком вы говорите. Это, наверное, Соловьев — тот, что лежал возле вас. Его недавно выписали… Нелюдимый такой. Молчун. Все думает, думает, а о чем думает, непонятно, — Маргарита засмеялась. — Мне кажется, он всем был недоволен! А когда человек всем недоволен, ему даже уколы делать непросто. Во всяком случае я волновалась, когда делала уколы Соловьеву. Какое-то противодействие ощущала… Это трудно объяснить… Неприятное какое-то, отрицательные биотоки…
— Нет, не только он, — Нестеров посерьезнел, впитывал информацию. — Я же обследовался — по всей больнице прошел. Слухами полнится больница: будто творятся в нашем отделении некие закулисные дела, есть какие-то тайны. Больные говорят, санитарки… Даже, заметил, дичатся как-то тех, кто отсюда…
Опять промелькнула тень по лицу Маргариты:
— Не думаю, что стоит всерьез обращать на это внимание. Наш Иванов не сам метит в главврачи. Его выдвигают, как наиболее достойного. Есть, конечно, завистники. Вот они-то и распускают слухи…
— А вы что думаете?
— Я? — Маргарита задумалась на секунду. — Я же не так давно тут. Фаина могла бы сказать. А я… Существуют разные уровни профессионализма. Иванов, Блох и Фаина — на одном; доктор Пашкевич и я — на другом. Мне кажется иногда, что есть в отделении некая закулисная жизнь. Но думаю, это более высокий профессиональный уровень, на который нас с Пашкевичем еще не пускают. Вот наберемся опыта — посвятят и нас… — Маргарита оптимистично улыбнулась. — А что касается больных, вы их меньше слушайте. Невежественные, далекие от медицины люди могут такого наговорить — будете медиков обходить за версту!